. В этом смысле слова разных языков никогда не могут быть синонимами, их смысл, если быть строгим и точным, никогда не может быть охвачен простой дефиницией, просто перечисляющей объективные признаки именуемых ими предметов. В синтезе и соподчинении, лежащих в основе образования языковых понятий, всегда проявляется особая манера
смыслообразования. Если в греческом языке луна обозначается как «мерящая» (μην), а в латинском — как «светящая» (luna, luc‑na), то одно и то же чувственное представление оказывается в данном случае возведенным к совершенно различным понятиям и определяется ими. Способ, которым этот процесс смыслообразования осуществляется в различных языках, кажется, правда (так как речь идет о чрезвычайно сложном, от раза к разу изменяющемся духовном процессе), не поддающимся обобщенному определению. Не остается ничего другого, как погрузиться в непосредственное созерцание самих языков и не пытаться сводить приемы, ими используемые, к некоей абстрактной формуле, а лишь нащупывать их в частных феноменах
[6]. Однако если философскому анализу никогда не будет позволено претендовать на обобщение субъективности, находящей выражение в
отдельных языках, то и общая субъективность языка
как такового останется для него проблемой. Тем не менее, хотя языки и отличаются друг от друга частной «точкой зрения на мир», но в то же время существует особый взгляд на мир языка как такового. В силу наличия этого общего взгляда на мир язык выделяется из прочих форм духа, благодаря именно ему язык отчасти соприкасается, отчасти отмежевывается от взглядов на мир, присущих научному познанию, искусству, мифу.
В более узком смысле языковое образование понятий отличается от логической формы образования понятий прежде всего тем, что в нем никогда не играет решающей роли исключительно статическое рассмотрение и сравнение понятийно — содержательных элементов, поскольку чистая форма «рефлексии» постоянно пронизана в языке динамическими мотивами, — тем, что свои существенные импульсы язык никогда не получает исключительно из мира бытия, но постоянно черпает их и из мира действия. Языковые понятия повсеместно находятся на границе активности и рефлексии, действия и созерцания. Здесь нет простой классификации и упорядочивания представлений в соответствии с определенными предметными признаками, напротив, здесь также постоянно выражается, именно в самом этом освоении предметов, деятельный интерес к миру и его формированию. Гердер сказал, что язык изначально был для человека тем же, чем была для него природа: пантеоном, царством одушевленных действующих существ. Не отражение объективного окружающего мира, а собственной жизни и собственных действий — вот что на самом деле определяет языковое мировидение, равно как и примитивную мифологическую картину мира (в ее подлинных существенных чертах). Концентрация воли и деятельности человека в