Национальные романы должны быть посредственными, национальное — дно культуры, а не ее вершина. Как раз за это я и люблю второсортную словесность первого ряда, например — Жюля Верна. Стыдно сказать, но я до сих пор перечитываю его романы, правда, только первые главы — дебюты.
Расставляя фигуры, Жюль Верн всегда начинает с национальности героев, без которой они не могут функционировать, ибо она определяет, а часто и исчерпывает их личность. Национальность — наименьший знаменатель, на который персонажи Жюля Верна делятся без остатка, что, конечно, упрощает труд писателя: ДНК героев не меняется от испытаний сюжета. Сегодня каждая из этнических констант кажется предрассудком наивного XIXвека, не догадавшегося, что они-то и приведут его к катастрофическому концу.
Реликт невинной, не пуганной расизмом эпохи, Жюль Верн пользовался готовыми стереотипами, как старые мастера-живописцы. Не зная палитры, они заранее затирали краски «для тела, бороды, волос и воды, в которой плавает рыба» (Ченнини). Так и Жюль Верн: не балуя читателя разнообразием, он брал доминирующую с общепринятой точки зрения черту каждого народа и клонировал ее до полного изнеможения. В сущности, Жюль Верн изобрел комикс, который, избегая полутеней, дает читателю — зрителю — то, что он и без того знает. Хичкок находил такой прием бесценным для кино и советовал режиссерам не мудрить:
— В Швейцарии, — наставлял он, — на экране едят шоколад, в Голландии надо показывать ветряные мельницы.
Жюль Верн так и делал, не стесняясь списывать с бестселлеров своего столетия. Чета Гленарванов, например, перебралась в «Дети капитана Гранта» из «Роб Роя»:
«От него так и веяло поэзией горной Шотландии. Элен не принадлежала к дворянскому роду, но она была шотландкой, что в глазах Гленарвана было выше всякого дворянства».
Все французы у Жюля Верна похожи на д’Артаньяна:
«Паганель был восхитителен. Он говорил с неподражаемым воодушевлением, он так и несся на быстрых крыльях фантазии. Остановить его было бы так же невозможно, как воды водопада на Рейне».
С остальными Жюль Верн обходился не лучше. Немцы — либо педанты, либо солдафоны. Англичане — снобы и путешественники. Евреи — скупы и богаты. Русские знают толк в мехах. Американцы энергичны до истерики. Негры, как Наб в «Таинственном острове», — верные, хоть и освобожденные рабы. Расклеив этикетки, Жюль Верн упрощал мир до школьного глобуса — таким его легче простить и усвоить.
Эта граничащая с расизмом простота теперь кажется не опасной, а смешной. Жюль Верн сохранился лишь потому, что устарел.