В подготовке статьи принимал участие Ирик Иммамутдинов
* Дискуссия о роли и месте академии и о формах организации науки активно шла и на страницах нашего журнала. См. статьи критиков академии, в том числе нынешнего министра образования и науки:"Шесть мифов Академии наук"("Эксперт" № 48 от 14 декабря 2009 года),"Верните действенность науке"("Эксперт" № 38 от 26 сентября 2011 года). А также ее защитников:"Другой академии у нас нет"("Эксперт" № 5 от 8 февраля 2010 года),"Не нужно революций"("Эксперт" № 45 от 14 ноября 2011 года).
График 1
Ассигнования на гражданскую науку из средств федерального бюджета
График 2
Публикации РАН, представленные в Essential Science Indicators, по областям науки за 2002-2012 годы
График 3
Совместные публикации исследователей из российских университетов и РАН в научных журналах, индексируемых в Web of Science
График 4
Финансирование гражданской науки и РАН
Александр Привалов
Александр Привалов
Он очень поздно стал собой. До двадцати восьми лет он не написал ни одной вещи, которую стоило бы вспоминать, не прославься так автор впоследствии. Первую без скидок гениальную оперу он написал под тридцать; если же, следуя многим не последним знатокам, считать «зрелым» только послелоэнгриновского Вагнера, то выйдет, что он как следует
начал
лишь в тридцать семь. Моцарт до таких лет просто не дожил, Бетховен к тридцати семи почти оглох, Россини как раз дописал последнюю из своих 39 опер и оставил сочинительство. История музыки почти не знает других артистов не то что первого — третьего ряда, что сформировались бы так же поздно. О причинах столь долгого прорастания феноменального вагнеровского гения знать наверняка ничего нельзя, но догадываться можно — и даже не слишком трудно.
Во-первых, Вагнер не сразу выбрал дорогу. «Его юность — юность многостороннего дилетанта, из которого долго не выходит ничего путного» (Ницше). Так же пристально, как к музыке, Вагнер примеривался и к поэзии, и к театру, отчасти и к живописи — да и решил-то он в итоге посвятить себя не музыке как замкнутому и самодостаточному искусству, а синтезу искусств. Трудно не согласиться, что в самой идее объединения искусств есть нечто глубоко, неизгладимо дилетантское, по всей видимости, обрекающее адепта идеи на глухое поражение. Нечего говорить о случаях комичных, но мы тут, в России, видели и печальный случай — когда гениальный музыкант буквально свихнулся на мистическом единении слова и звука, света и форм. Вагнера от бесславного провала подобной же затеи спас масштаб — невиданный масштаб дарований, воли, ума и терпения. В поэзии он, автор великих либретто всех своих великих опер, всё же остался дилетантом — об этом вопиют его стихи, не положенные им на музыку. Иные исследователи подозревают даже, что и в собственно музыке Вагнер, сколь ни огромны там его заслуги, тоже дилетантствовал; что он занялся музыкой «лишь по необходимости, ради создания титанического целого». Наверно, можно сказать и так. Но синтез стихов