— Ты смотри, — прокомментировал прапорщик, — если так пойдет, то и мою фляжку опорожним. Она как будто не пила больше суток.
— А что, Никифор Степанович, и то — правда. Лежит нам с вами снова дорога в ротную кухню. Иваныч, наверное, уже от этой мороки с кипячением питьевой воды для такой орды уже все проклял. А там ведь еще уксус подмешивать. И зачем только это нужно?
— Вань, не задавай глупых вопросов. Нам же все объяснили. Ты много видел бойцов, хворающих животом? Я был в Севастопольском деле, когда англичане с французами нас осаждали. Ничего подобного там не имелось, зато с больными солдатами, да и офицерами было во много крат хуже.
— Да я с кипячением согласен. Но уксус-то зачем?
— Он для пущего эффекта. Ведь на марше обычную воду кипяченую пьем. А тут, чтобы поменьше всякой гадости могли подцепить. Вспоминай лекцию. Помнишь, как нам говорили о том, что в древности умывание рук и лица уксусом спасало во время эпидемии чумы. Чумы!
— Ладно. Бог с ним с уксусом. Давай фляжку лучше. Хотя… погоди. Может она есть хочет?
— Хочешь отдать ей свой паек? Вань. Не дури. Доставим ее к ближайшему лагерю, там и накормят и одежду выдадут.
— Так если она несколько дней не ела?
— Ты знаешь, сколько сейчас в этом городе тех, кто несколько дней не ел? Хочешь составить им компанию?
— Никифор Степанович, да что вы наговариваете? Она же много и не съест. — С этими словами Ильин снял с плеч вещмешок и, немного в нем порывшись, достал тряпичный узелок, в котором была двухсотграммовая порция сухофруктов.
— Дурак ты, Ваня.
— Не спорю я, Никифор Степанович. Но уж больно ее жалко.
— Влюбился что ли?
— Что?
— Что слышал. Чего чудишь, спрашиваю? Из тебя обычно копейки лишней не вытянешь, а тут — хвост павлином распушил. Доведем до лагеря. Накормят там ее горячей кашей. Не забудут. У них там это дело хорошо поставлено. Знали куда шли, заранее готовили такие службы. Зачем ты отдаешь часть своего пайка? Жизнь ей это не спасет. Правда, что ли, влюбился в этого чумазика? — Сказал прапорщик и по-доброму улыбнулся.
— Да какой чумазик? Что вы, Никифор Степанович. Вы посмотрите, какие у нее глаза… — Но договорить, прапорщик не дал — похлопал по плечу:
— Вань, не оправдывайся, ты своего лица не видел.
— Какого лица, Никифор Степанович?
— Своего. Ты на нее смотришь заворожено.
…
Просидели эта троица еще минут десять в руинах, пока, наконец, Андрей их не окликнул.
— Никифор Степанович, тут патруль подошел. Спрашивает, чего мы забыли в руинах.
— Скажи, что услышали шум и пошли обследовать. Нашли девицу, которая тут пряталась, сейчас водой отпаиваем и помогаем собраться с силами. Видно не первый день бедствует.