С первых же строк Стефани начинает поражать тонким мастерством владения словом и проявляет чудеса построения предложений, вроде “В Финиксе было плюс двадцать пять, в бескрайнем голубом небе - ни облачка” или “туфли и зубы вычищены”. От примитивности повествования вкупе с остальными “особенностями романа” мне постоянно казалось, будто я читаю дневник тринадцатилетней девочки. И в финале я даже пересмотрел свое отношение к некоторым девочкам-писательницам с самиздата, потому что подчас у них язык побогаче на сравнения, эпитеты, перифразы, гиперболы, олицетворения и аллегории. Насколько знаю, старушке Стефани было за тридцать, когда она издала свою первую книжку. Может, она написала ее еще в подростковом возрасте и с тех пор не редактировала?
Эпитетов и сравнений, по мнению Стефани, достоин лишь Эдвард, но даже в его случае, в основном, это вариации слова “красивый” и “грациозный”. А сравнивает она его по большей части с мрамором. Ну что ж, заебись любовничек. Ну а описания второстепенных персонажей вообще дело подсудное. Ну а зачем их описывать и наделять характерами? Они ведь не Эдвард.
Зато текст богат на повторы одних и тех же слов и выражений, действий и состояний персонажей, на смысловые повторы целых кусков и объяснения типа “капли падали чаще, значит, пошел дождь”. Или же наоборот, вместо того, чтобы сказать “сумка через плечо”, нам предложат: “ремешок на правом плече, сама сумка - на левом бедре”. Это что же получается, старушка Стефани девочек-читательниц за дур несостоятельных держит? Спору нет, мозги они себе еще не прикупили, но не настолько же они тупы. Ну, я хочу в это верить.
Взаимоисключающие и опровергающие друг друга суждения - вообще фишка и находка автора. Например, Белла утверждает, что “Врать я всегда умела”, но спустя время она отказывается от своих слов: “Я никогда не умела лгать, и на этот раз все прозвучало не слишком убедительно”. Или еще пример: “Финикс в пять раз больше, и я отлично разбираюсь в картах”, но немного позже: “Я плохо ориентируюсь и могу заблудиться даже в знакомом городе”. И настоящая жемчужина противоречия, характеризующая Беллу с лучшей стороны: “Очередной фильм о генетических расстройствах!.. <…> Я честно пыталась сосредоточиться на фильме, но к концу урока так и не разобралась, о чем он”.
О том, что в Вилкино погода стоит петроградская, на улице грязь и туман, увы, ситуация блядская, мучительно нужен стакан, Стефани упоминает через каждые десять строчек. Ей-богу, мне родимый Питер показался солнечным курортом.
Стефани с завидным постоянством выплескивает на читательниц эмоциональное состояние Беллы, но делает это почему-то так фальшиво, что я усомнился, а испытывала она хоть какие-нибудь эмоции в своей жизни, или же перед нами очередная мадам Гайар, способная взрастить еще одного Жан-Батист Гренуя. Все душевные терзания Беллы, занимающие охрененную часть романа, высосаны из пальца. Она грузится с таких событий, которые нормальный человек пропустил бы мимо себя. Я не знаю, кто способен всерьез поверить героине, которая убивается, что совершенно посторонний человек, которого она видела впервые и который смотрел на нее, как на говно, целую неделю не посещал школу и не она ли причина этого? А потом еще с претензией гнать на него, что он мог бы позвонить! Или, полистав страницы интернетов, она тягостно и мучительно раздумывает, а не пидорок ли… простите, не вампир ли Эдвард и что делать, если он вампир?