Я улыбнулся Джуди через всю столовую, а Джуди улыбнулась мне. Проведя без особого интереса вечер в казино и не потеряв на этом много денег, я вернулся в свою комнату и к полуночи лег в постель, выключив свет. Сказать, что я был возбужден — было бы в высшей степени несправедливо.
Дверь открылась.
Я этого не мог видеть, потому что моя каюта имела форму буквы «Г». Дверь находилась в небольшом коридорчике, который соединял ванную комнату со спальней, и, поскольку кровать находилась в самой далекой части, все, что я мог видеть в коридоре — это ряд шкафов, которые находились на одной стене, а двери я не видел, лишь пучок света, который проникал из главного коридора снаружи.
Дверь закрылась. Свет исчез. Наступила полная тишина, потому что мы оба сдерживали дыхание.
— Привет, — наконец произнес я тихо. — Вам что-нибудь видно? Не включить ли свет?
— Нет, все в порядке, — прошептала она. — Пожалуйста, не надо включать свет. Я буду очень смущена.
— Расслабьтесь! Я восхищен вашей отвагой, рад, что вы выбрались. Вы восхитительны!
Казалось, это ее ободрило, а она, безусловно, нуждалась в одобрении. Она пробралась к постели, и я услышал шелест снимаемого платья. Искры от сухого нейлона сверкали в темноте, но кроме неясного женского силуэта я ничего не мог различить.
Она скользнула под простыню в мои объятья.
Учитывая необычайность обстоятельств, даже при моем широком опыте морских путешествий, а также то, что своей оригинальностью она заслужила наилучшей возможной награды, я решил, что должен сделать все, что могу, чтобы она запомнила этот момент. Так что я не торопясь медленно ласкал ее, и по мере того, как мои руки скользили по ее телу, я обнаружил, к своему удивлению, что ее фигура даже лучше, чем я предполагал.
Она реагировала безмолвно, но жадно. Наши тела свивались все с большей страстью, и когда я, наконец, почувствовал, что я закончил внешнюю разведку, я дал волю своему настойчивому желанию и вошел в нее.
Это был самый замечательный визит.
Самой эротичной деталью этого было ее полное молчание. Я раньше никогда не занимался любовью с такой молчаливой женщиной, но я знал по движениям ее тела и по особой нежности ее плоти, что для нее это такое же исключительное событие, как и для меня.
Она тихо дышала, и не издала ни малейшего звука, и внезапно анонимность ее молчания смягчила всю напряженность, которая еще оставалась в глубине моего сознания. Мне начало казаться, что я занимаюсь любовью не с конкретной женщиной, но со всем миром, в который мне раньше был запрещен доступ; я обнаружил, что я этим восхищен, продвигался все дальше и дальше, пока слово «запрещен» не исчезло в свете того другого мира, существующего в том измерении, где смерть не играет роли. В этом мире я был свободен, был самим собой и не боялся потерять контроль...