— Он сошел с ума! — я вспомнил, как сильно Себастьян любил Нью-Йорк. — Он не может так сделать!
— Как раз это я и сказал ему: «Ты не можешь так сделать! — сказал я. — Ты подумал о матери? Ты не можешь жить за тысячу миль от нее! Что она будет делать?» — «Это ее проблема, — ответил он, — и я надеюсь, ты с удовольствием ее решишь». И он вышел. Боже мой! Должен сказать тебе, это были ужасные сорок восемь часов!
— Мне очень жаль, очень жаль. Я знаю, может показаться, будто это все по моей вине...
— Верно. Но, может быть, у нас будет хоть немного спокойствия, когда ты отплывешь в Европу. Слава Богу, ты скоро уедешь, — сказал Корнелиус, кладя письмо Вики в карман, и вышел из комнаты, не говоря больше ни слова.
В пятницу я отправил свое имущество — частично на хранение, частично — в упаковку — и, оставив квартиру, снял номер в гостинице «Карлайл», чтобы провести остаток времени в Нью-Йорке. Однако, поскольку я провел свой уик-энд на работе, я мало был в гостинице, и к тому времени, когда закончил свои дела, к ночи на понедельник я был так измучен, что сомневался, как смогу собраться с силами, чтобы дотащиться до своего номера. Я почти уже выходил из офиса в последний раз, когда зазвонил красный телефон на моем столе.
По-видимому, Корнелиус также допоздна задержался на работе, возможно, чтобы оттянуть момент, когда он должен будет вернуться в свою пустую квартиру. Алисия все еще была в Калифорнии, а Вики еще не ответила на мое письмо. Я был почти уверен сейчас, что она его никогда не получит.
— Да? — ответил я резко в красную трубку.
— Ты еще остаешься?
— Я собираюсь уходить.
— Хорошо, я подвезу тебя в жилые кварталы.
Некоторое время мы сидели в «кадиллаке» молча, но где-то севернее Кэнел-стрит он спросил:
— Слышно что-нибудь от Вики?
— Нет.
— Ох. Я отправил письмо. Я полагаю, ты думаешь, что я не отправил его.
— Совершенно верно.
— Ну, ты ошибаешься.
— Ладно, ошибаюсь.
Мы проехали в жилые кварталы немного дальше.
— Сожалею, но я был на следующий день так сердит на тебя, — сказал Корнелиус. — В конце концов, я весело провел День благодарения. Я получил большое удовольствие от ребят. Я чертовски счастлив, что у меня пять внуков.
«Кадиллак» остановился у светофора. Я выглянул из окна, на пустырь, и из-за усталости этот пустырь не показался мне таким безобразным.
— Но, разумеется, они еще очень юные, — сказал Корнелиус. — Они великолепны, но я на самом деле не могу разговаривать с ними, ты знаешь, не могу... Я не знаю, как за это приняться. Я пытался учить Эрика и Пола играть в шахматы, но они, по-видимому, не хотели этому учиться. Ах, Скотт, как насчет быстрой шахматной партии сегодня вечером? Только одну последнюю партию перед тем, как ты уедешь.