… Много их было и возникали они по разным поводам, но не остались в языке, потому что представление о всемерном и бессмысленном разрушении, безверии и апатии не укладывается в образы русской речи. Тогда прибегли к латинскому корню nihil (ничто), и не придумали вовсе, а просто позаимствовали: у немцев, у французов в то же время появились и свои «нигилисты», вольнодумцы. Чарлз Дарвин при встрече с палеонтологом-дарвинистом В. О. Ковалевским сказал, смеясь: «Я знаю теперь, кто вы — нигилист».
Слово несколько лет активно держалось, породив с собою множество проблем, которые требовали разрешения. «Слово же нигилизм, — писал в 1866 году П. Ткачев, — как все теперь знают, до крайности неопределенно, им нередко выражаются самые разнообразные и часто самые противоречивые понятия, начиная с катковского понятия жуликов и мазуриков и кончая вяземского понятия о растрепанном агитаторе „в рубище Дантона и Марата“. Следовательно, слово нигилизм не может вызвать в нас никакого определенного представления; оно лишено всякого определенного, нередко даже человеческого смысла, отсюда классификация людей на нигилистов и не нигилистов никуда не годится. Гораздо лучше и несравненно полнее другая, более старинная классификация людей на идеалистов и реалистов». Так и случилось, хотя реалисты стали звать себя иначе: материалистами.
Вот случай, когда латинское слово не сослужило службы, обычной для политического термина. Общим значением новое слово не покрывает множества частных русских, потому что — не было частных, не было русских, и образа, с каким связали бы внутренний смысл его, также не было. Чуждое, пустое, мертвое слово. Мало слово найти, мало употребить, мало раскрыть в образах на страницах романа — нет за ним реального понятия, и становится оно ненужным. Однако на короткое время и оно оказалось полезным, потому и осталось в истории нашей культурной жизни.
Иностранное слово перестает быть чужим (варваризмом) в простом разговорном стиле, когда становится всеобщим достоянием, когда впитает в себя смыслы коренных русских слов, обкатается в разговоре, станет необходимым как вода, как воздух.
Вот история нескольких слов, заимствованных давно, в XVIII веке, и тогда же попавших на страницы столичной печати. Многие выражения, сочетания русских слов с иностранными, основанные на эмоции говорящего, были тогда осмеяны и опытными литераторами, и гимназическими наставниками. Однако в наши дни все они будто заново родились: живут и здравствуют как ни в чем не бывало.
Посмотрим, что казалось вульгаризмами критику сто тридцать лет назад и какие замены заимствованным словечкам он предлагал.