– О, мой Эл, он всегда приходит проведать меня, – рассказывала она Трейси. – Он дождется, пока я выйду отсюда. А знаешь почему? А потому, что я даю ему то, чего другая женщина не даст.
Трейси не смогла скрыть недоумение.
– Ты имеешь в виду… сексуально?
– Конечно, ах ты задница. То, что происходит в этих стенах, никогда не происходит на воле. Здесь иногда нам нужно подержаться за теплое тело. Кто-то держится за нас и говорит, что любит. Кто-то проклинает нас. Не имеет значения, было ли это раньше или есть сейчас. У нас у всех это было. Но когда я выйду отсюда, – Эрнестина бросила взгляд, ухмыльнувшись, – вот тогда я стану нимфоманкой, черт меня побери.
Но оставалась какая-то тайна, которую Трейси хотелось узнать. И она решила однажды спросить:
– Эрни, почему ты взяла меня под свою защиту?
Эрнестина пожала плечами:
– Отстань ты от меня.
– Но я правда хочу знать, – Трейси тщательно подбирала слова.
– Каждый, кто твой… твой друг, принадлежит тебе. Они делают все, что ты приказываешь им делать.
– Да, если они не хотят ходить с голой задницей, да уж.
– Но не я, почему?
– Ты что, жалуешься на это?
– Нет, я серьезно.
Эрнестина на минутку задумалась.
– Хорошо. В тебе есть что-то, чего я хотела, – она бросила на Трейси взгляд. – Нет, не то. Я получила все, что хотела, малышка. Но ты – это класс. Я имею в виду настоящий, высший класс. Как те холодные леди на страницах журнала «Бог, город и деревня», все разодетые в пух и прах, и попивающие чай из серебряных чашек. К ним принадлежишь и ты. Это все твой мир. Я не знаю, как ты спуталась со всеми этими крысами там, на воле, но я догадываюсь, что кто-то к тебе присосался.
Она опять взглянула на Трейси и сказала, почти застенчиво:
– В своей жизни я имела дело со многими приличными штучками. Ты одна из них.
Она отвернулась, и последние слова были едва слышны:
– И прости меня за твоего ребенка. Я действительно…
Этой ночью, после того как выключили свет, Трейси прошептала в темноте:
– Эрни, я хочу сбежать. Помоги мне. Пожалуйста.
– Я хочу заснуть, Христа ради. Заткнись ты, наконец.
***
Эрнестина ввела Трейси в мир заушного языка тюрьмы. Группы женщин во дворе беседовали:
– Этот кобел уронил ремень на серый брод и с него на тебя, а ты кормишь ее длинной ложкой…
– Она была короткой, но они схватили ее в снегопад, и каменный коп засунул ее к мяснику. Это и прекратило ее подъем. Пока, Руби-до.
Что касается Трейси, то ей казалось, что она слушает марсиан.
– О чем они говорят? – спрашивала она.
Эрнестина покатывалась со смеху.
– Разве ты не говоришь по-английски, девочка? Когда лесбиянка «бросает ремень», это значит, она меняет роль мужа на роль жены. Она тащит за собой «серый брод» – это кличка такой, как ты. Она не может быть верной, это значит ты остаешься брошенной. Она была «кроткой» – значит, ей немного осталось до конца срока, но ее поймали при получении героина около каменного копа – это кто-то, кто живет по закону и не может быть подкуплен – и они отправили ее к «мяснику», тюремному доктору.