— В себе? – уточнил я, начиная понимать.
— Да, он до сих пор со мной, – кивнул Гнев, пристально глядя на меня. – Хочешь взглянуть, Меркурио? Может, это избавит тебя от сомнений?
У меня возникло чувство, что я на пороге чего-то страшного, но у меня нет иного выбора, кроме как взглянуть этому страху в глаза.
— Не знаю.
— Тогда я решу за тебя.
Гнев поднял руку к лицу. Взялся за маску горгульи и стянул ее.
И я осознал, что мы почти идеальная противоположность друг другу. Я был живой плотью, обернутой вокруг сердцевины из мертвых механизмов. А он был механизмом, окружающим сердцевину из мертвой плоти. Когда на меня уставился безликий череп, я увидел: внутри него что-то есть – нечто еще более древнее, чем Блистательное Содружество. Нечто бледное и мумифицированное, нечто с пустыми глазницами и тонкими губами, растянутыми в ухмылке над потемневшими зубами.
И лицо в руке Гнева сказало:
— Я никогда не хотел этого забыть, Меркурио. До тех пор, пока ты не придешь ко мне.
* * *
Я с трудом сохранял хладнокровие, но к моменту возвращения в Великий Дом моя решимость была абсолютной. Я совершенно точно знал, что намерен сделать. Все время своего существования я служил императору каждым своим атомом. Я научился любить его и восхищаться им – и за его гуманизм, и за мудрость, с какой он правил Блистательным Содружеством. Он был хорошим человеком, пытающимся создать лучший мир для своих подданных. Если бы я усомнился в этом, мне было бы достаточно вспомнить то сочувствие, которое он проявил к Вратсе, или его отвращение к политическим методам, применяемым в тех частях Содружества, которые еще не подчинились его просвещенному правлению.
И тем не менее он совершил нечто ужасное, неслыханное. Все когда-либо совершенные им славные и благородные поступки, все достойные уважения деяния – все они опирались на фундамент преступления. Самим своим существованием империя была обязана тому единственному зловещему поступку.
И что с того, если произошло это тридцать две тысячи лет назад? Разве преступление становится меньшим злом, если оно произошло десять тысяч лет назад, а не на прошлой неделе? Мы имеем дело не с полумифическими деяниями далеких предков. Человек, убивший своего брата, все еще жив и абсолютно дееспособен. И теперь, зная это, могли я допустить, чтобы он прожил еще один день, не вспомнив об ужасе содеянного?
Я задавал себе эти вопросы, возвращаясь домой. И всегда приходил к одному и тому же выводу.
Ни одно преступление не должно остаться безнаказанным.
Разумеется, я сообщил о грядущем возвращении задолго до того, как добрался до Столичного Нексуса. Император был вне себя от радости, узнав, что я благополучно пережил путешествие на Джулакт, и уже предвкушал услышать новости, которые я привезу.