Тоби Темпл выступал во всех подобных заведениях, и они стали его школой. Города были разными, но заведения одни и те же, и воняло в них одинаково, и враждебность публики была неизменной. Если им не нравился артист, то они швыряли в него бутылки из-под пива, всячески донимали его на протяжении всего выступления и свистом сгоняли со сцены. Это была суровая школа, но это была и полезная школа, потому что она научила Тоби всем уловкам выживания. Он наловчился обращаться с подвыпившими туристами и трезвыми хулиганами и никогда не путать их между собой; определять потенциального дебошира и успокаивать его, попросив позволения отхлебнуть от его выпивки или воспользоваться его салфеткой, чтобы вытереть лоб.
Острый язык Тоби давал ему возможность получать работу в местах с такими названиями, как «Озеро Киамеша», «Шаванга Лодж» и «Эйвон». Он выступал в «Уайлдвуде», «Нью-Джерси», «Сынах Италии» и «Лосиной усадьбе».
И все время учился.
Номер Тоби состоял из пародий на популярные песни, подражаний Кларку Гейблу, Кэри Гранту, Хамфри Богарту и Джеймсу Кэгни и материала, украденного у комиков с громкими именами, которые могли позволить себе пользоваться услугами высокооплачиваемых писателей. Все начинающие комики крали материал для своих номеров, да еще и хвастались этим. «Я делаю Джерри Лестера, – заявлял молодой артист, имея в виду, что использует его материал, – И смотрюсь вдвое лучше, чем он». «Я работаю Мильтона Берля». «Видели бы вы моего Реда Скелтона».
Так как материал давал ключ к успеху, они крали лишь у самых лучших.
Тоби готов был пробовать что угодно. Например, он устремлял на безразличные, жесткие лица публики мечтательный взгляд своих синих глаз и спрашивал: «Вы когда-нибудь видели, как писает эскимос?» Затем подносил руки к ширинке, и оттуда сыпались кубики льда.
Или Тоби надевал тюрбан и заворачивался в простыню. «Абдул, заклинатель змей», – нараспев произносил он и начинал играть на флейте, а из плетеной корзинки выползала кобра, двигаясь в такт музыке и повинуясь проволочкам, за которые тянул Тоби. Телом змеи была груша спринцовки, а головой – ее наконечник. Среди публики всегда находился кто-то, кому это казалось смешным.
У него были десятки номеров. Ему приходилось быстро переключаться с одного на другой, пока в него не начинали лететь бутылки.
И где бы он ни работал, во время его выступления всегда слышался звук спускаемой в туалете воды.
Тоби путешествовал по стране на автобусах. Приехав в очередной город, он обычно устраивался в самом дешевом отеле или пансионе и начинал свой экскурс по ночным клубам и барам. Он укреплял картонными стельками подошвы своих ботинок и белил воротнички рубашек мелом, чтобы сэкономить на стирке. Все города казались невыносимо скучными, кормили там всегда плохо, но больше всего он страдал от одиночества. Время от времени он писал отцу, но делал это скорее из чувства долга, а не оттого, что любил его. Тоби отчаянно нуждался в ком-нибудь, с кем он мог бы поговорить, поделиться своей мечтой, кто мог бы понять его.