Кудашову казалось, что под напорами ветра весь город колеблется, будто отраженный в воде. Плавный танец исполняли стволы на бульваре, шевелился асфальт, едва уловимыми волнами колыхались каменные громады зданий. Силуэты прохожих дрожали и множились, как тугие потревоженные струны. Собственное тело тоже ощущалось трепетным и непрочным: не то вот-вот растечется клейким пятном по тротуару, не то ветер разнесет его, как водянистую пыль.
Пляску предметов вокруг и это незнакомое чувство телесной непрочности Кудашов объяснял крайним возбуждением нервов. Всерьез пугало его другое: по времени давно должны были сомкнуться весенние сумерки, а между тем пламенел золотисто-оранжевый, невероятно резкий свет. Кудашов озирался, стараясь сообразить, откуда льются удивительные лучи. Недалеко от его дома в просвете между зданиями открылся незастроенный пустырь. Над ним ветер сдвинул поле облаков - и там полыхало слишком косматое для закатного часа незнакомое солнце. Небо по сторонам сделалось изумрудным. В пожарном полыхании возмущенного светила Кудашов, изрядно напуганный, заметил, что шаткие контуры его города пересечены недвижимыми очертаниями каких-то чужих строений. У Кудашова захватило дух от их великолепия, даже страх растворился перед дивной, призрачной красотой. Будто вырубленные из малахитовых и лазуритовых скал, стояли высокие дворцы. Фасады украшали мраморные барельефы, литые бронзовые орнаменты, статуи цвета слоновой кости. Туманно тая, еще чернел перед глазами Кудашова ряд голых лип на бульваре, но статные, в глянцевой зелени деревья, пестрые травы газонов уже окружали его. Теперь неподдельные настолько, что к ним можно было прикоснуться.
Происходило нечто, сильно и недвусмысленно сходное с безумием. Однако если Кудашов еще сознавал себя, значит с ума он все-таки не сошел или сошел, но не окончательно.
- Спокойствие... - забормотал он вслух, овладевая собой. - Вероятнее всего, я вижу сон. Наверное, сел в трамвай и заснул. Бывает. Но я не садился в трамваи! Так... Восстановим события. Я расстался с Дробининым, вышел за проходную. Было сумеречно, ветрено, сыро. Пошел пешком, чтобы остыть... Все понятно! Нервное перевозбуждение, сердечные спазмы - я рухнул в обморок на бульваре - и это обморочные видения.
Тем временем Кудашов брел вдоль изумительных зданий. Свежая листва деревьев пахла каким-то терпким соком. Он улавливал щебет, посвистывание: это, скрытые в кронах, раскричались вокруг него птицы.
"Нет, со мной не обморок, - безо всякого отчаяния, а скорее даже удовлетворенно подумал Кудашов. - Никак не обморок. Вокруг все так явно. Может быть, я умер? Мозг еще не угас,- и это предсмертный всплеск воображения..." - мысль прервалась: Кудашов снова увидел солнце. То самое солнце, что открылось ему в последние мгновения над пустырем вблизи родного дома.