Любовь красное и белое (Беньковский) - страница 40

Слышу звук отпираемого дверного замка. Открываю глаза. На экране продолжаются гонки мотоциклистов. Не могу понять, где я — в костеле или в своей большой квартире перед телевизором. Проверяю — нет ли в руках платка Ксендза. Раздвигаю пальцы — ничего нет, пусто.

Что за глупости у меня в голове?! Такая чушь в голове мужчины, в голове Юриста, владельца Конторы! Слышу звук захлопывающейся двери, шаги на терракотовом полу в холле, а это значит, что Майя домой пришла. Еще мгновение смотрю на экран, на несущихся и совершающих головокружительные виражи мотоциклистов. Я уже почти забыл о костеле и глупом сне. Пытаюсь только вспомнить, какую все-таки фамилию носит Майя, и с облегчением осознаю, что мою. Но тут же припоминаю: она как-то заявила, что если для меня это так важно, то она не будет оставлять свою фамилию. Если для меня это так важно! Ничего себе! Словно для нее это не важно.

Смотрю на часы. Почти десять вечера. Что это такое, почему она так поздно возвращается домой, да еще когда Дед к нам в гости приехал?! Выхожу ее встречать.

— Привет! — как ни в чем не бывало говорит она, снимая туфли. — У нас сегодня столько народу было. Мы становимся популярными. Хотя ничего удивительного, сегодня же пятница. — И улыбается, довольная.

— Привет, папа! — Малыш бежит в ванную комнату, не обращая на меня внимания.

Почему он не здоровается со мной, как положено? Целый день его нет дома, мы почти не видимся, а он считает, что достаточно сказать мне «привет, папа»?

— Я чуть не убился из-за твоей чертовой машины, которую ты не убрал из холла! — кричу ему вслед. — Мы с Дедом были вынуждены сами готовить себе ужин, — цежу сквозь зубы, отчитывая жену. В груди нарастает негодование. — И ели одни!

— Знаешь, Павел, я каждый вечер, начиная со среды, когда Дед приехал, ждала тебя на ужин. И в среду, и в четверг. Все надеялась, что поужинаем вместе, думала, что хоть ради Деда ты пораньше освободишься. Ты ведь в курсе, по пятницам у нас всегда много посетителей, и я возвращаюсь домой позже. А в будни я освобождаюсь раньше, забираю из детского сада Викторка, и мы идем домой. Я не задерживаюсь, как ты…

— Что ты говоришь?! — Я больше не могу сдерживаться, я в ярости, а она совершенно спокойна и смотрит на меня, не отводя глаз. — У меня Контора, Контора! — кричу я, но снижаю тон, вспомнив, что могу разбудить Деда, он встанет, придет — и что тогда будет! — У меня серьезная, мужская работа. Право, право, право! А не какие-то бабские капризы! — Я снова повышаю голос: — Как ты могла не приготовить для Деда еду? Как ты могла так его, пожилого мужчину, и меня оставить и не ждать?!