Сеньора вновь подняла меня, развернула и бросила на стол на спину. После чего опять сдавила горло руками, навалившись всем телом.
Я вцепился в ее руки, чтобы разжать, но у меня не получалось. Она смотрела мне прямо в глаза и давила. Давила морально. Так, что воля к борьбе, воля к сопротивлению, дисциплинированно сидели в сторонке, слушаясь и этого взгляда, и этого тона.
Я снова начал хрипеть, и в момент, когда почти дошел до точки, когда был готов несмотря ни на что наброситься на нее, хватка ослабла. Я, держась за горло, сполз на пол рядом со столом, жадно вдыхая и выдыхая полной грудью.
– Держи. – "Штандартенфюрер" протянула вынутый из кармана из пачки ароматизированный одноразовый платок. – Вытрись.
Я последовал совету и приложил его к разбитой губе.
– Вот теперь он понял. Надеюсь. Понял, юноша? – Это уже мне.
– Так точно, сеньора. – Прошепелявил я.
– И каков будет твой ответ?
– А какой был вопрос? – Теперь усмехнулся я. Чем вызвал на ее лице довольную улыбку.
– Готов ли ты взвалить на себя все это, зная, что будет ОЧЕНЬ несладко. – Смешок. – Это правда. Все, что я с тобой делала, будет вправе делать с тобой любая из нас. И не только нас.
– Готов.
Она улыбнулась.
– Торопишься. Не спеши, подумай. Далее. Понимаешь ли ты, что отказаться и порвать с корпусом ты не сможешь? Только вперед ногами? Да погоди, не отвечай! – подняла она руку.
Села на стол, закинула ногу на ногу. Лицо ее приобрело задумчивое выражение древнего мыслителя.
– В летной теории есть такое понятие, "точка невозврата". Древние флайеры летали на малоэффективном органическом топливе, которого для полета требовалось очень много. И момент, когда его оставалось половина, назывался этой точкой. Из нее флайер мог либо вернуться на базу, либо лететь дальше и выполнить задание, но без возможности вернуться.
Пауза.
– Это точка невозврата, малыш. Твоя точка. И если ты решишь дезертировать, если поймешь, что всё это не твое, то это будет твоя и только твоя вина. Что не встал сейчас и не ушел своими ногами. Не Мишель, не моя, не королевы. Ничья другая. Только твоя.
И глядя на мое задумчивое лицо, продолжила:
– И еще вопрос. От меня лично. Ради чего тебе это все? Ради чего ты подписываешься умереть за чужого незнакомого человека? Что ты увидел в ней такого, что готов все бросить и служить?
Это не праздный вопрос. Я знаю ее дольше и лучше тебя. И у меня не раз появлялось подобное желание – бросить все и удрать.
А теперь думай. Мы подождем. Только не ври, прошу – в первую очередь себе. Перекур! Пятнадцать минут!
Она скрестила руки, обращаясь уже не ко мне. Тетки начали облегченно вздыхать и небольшими группами, скупо о чем-то переговариваясь, выходить наружу. Я остался один. Всего на четверть часа, но это очень, очень сложные четверть часа!