Я аккуратно сел, поставив костыли рядом со столом, и принялся поглощать книгу, страница за страницей. Я редко держал в руках бумажные книги, в наше время это дорогое удовольствие, а таких древних не держал вообще никогда – хотелось насытить жажду неизведанного. Бумажная книга и читалась иначе, не так, как голограмма. Мягче, с трепетом. И чувство это мне нравилось.
Камилла… Разберусь с ней позже. И с ней, и с накалившейся вокруг атмосферой. Кажется, я понял, почему она повела себя так. И понял свою в этом ошибку. Действительно, философ хренов!
Ошибкой был весь наш разговор, вся моя сольная партия. Стоявшие рядом "морпехи", как единственные в достаточной степени умудренные жизнью, наверное, смеялись надо мной, над моими аргументами. А может не только они. Да и сам я: почувствовал в девчонке слабину, захотел ударить, ударил. Но лезть на доты, без артподготовки, без разведки местности!.. Мне еще повезло, что легко отделался.
А если бы оказался не прав насчет нее? Промахнулся? Если бы она рассмеялась мне в лицо? Что бы я делал тогда? Как отмывался? Интуиция – хорошая игрушка, когда ее используешь с умом, а с этим у меня пока осечка за осечкой. И аргумент, что мне всего восемнадцать, не отмаз. Раз влез в эту петлю, надо или тянуть ее, или вешаться. Третьего не дано.
А главный вывод, который я сделал за сегодня – я совершенно не знаю корпус! Но при этом пытаюсь его судить.
Мое уединение было нарушено вначале заглянувшей внутрь, а после робко вошедшей сеньоритой со слишком знакомым профилем:
– А, ты здесь! А я уж думала, пошел к себе.
– К себе?
– Ну да, к себе. В каюту, – пояснила Афина, оправившаяся от потрясения и даже бодрая. И совершенно не агрессивная. Видимо, разъяснительную беседу с ней провели, а сами неприятности отложили на потом, к возвращению начальства.
– У меня нет "к себе", Камилла, – горько усмехнулся я, аккуратно закрыл книгу и отложил в сторону. – И нет своей каюты. Я здесь никто, чужак. А каюта – всего лишь спальня девчонок из вашего взвода номер тринадцать, в которой я временно пребывал, так как где-то же мне пребывать было нужно.
– Но… – Она хотела поспорить, но задумалась, и постепенно начала приходить к выводу, что я прав.
– Они чужие, – продолжил я. – Просто в отключке я валялся в ИХ спальне, а не в чьей-то еще. Мне все здесь чужие. И тот вопрос, станет ли хоть кто-нибудь "своим".
Может в чем-то я и преувеличил, те же девчонки из "чертовой дюжины" восприняли меня хоть насторожено, но с энтузиазмом, но в целом прав. Я – чужой. И я специально сказал ей именно так – пускай почувствует наше родство. Спорное, чисто гипотетическое, но тем не менее родство. Я тоже одинок, как и она.