льшая фантазия, чем тем же физикам, но ведь Гершель писал об обитаемости Солнца не совершенно без оснований. Он пытался на основе имеющихся у него данных осмыслить природу солнечных пятен и совершенно правильно догадался, что пятна глубже и холоднее остального солнечного диска, но несколько преувеличил разницу температур.
Ещё один пример раскопал недавно, разбираясь с историей представлений о звездообразовании. Был в XIX веке такой замечательный человек Уильям Хеггинс, который первым пронаблюдал спектр газовой туманности (доказав тем самым, что она газовая). Ранее Гершель (уже совершенно без оснований) высказал предположение, что из некоторых туманностей могут рождаться звёзды. Хеггинс же на основании своих наблюдений считал, что закрыл это предположение. Он видел в спектрах туманностей линии излучения, а в спектрах звёзд наблюдались линии поглощения; если бы звёзды образовывались из туманностей, мы должны были бы наблюдать переходные объекты — одновременно и с линиями излучения, и с линиями поглощения. Поскольку Хеггинс таких объектов не видел, он счёл следующее: (попробую цитатой передать его пафос; сейчас в научных статьях так не пишут) «Туманности, испускающие газовый спектр, есть системы, структура и предназначение которых в отношении вселенной совершенно самостоятельны и имеют другой порядок, нежели обширная группа космических тел, к которой принадлежат наше Солнце и неподвижные звёзды».
Многие статьи прежних лет невероятно красивы стилистически, и их хотя бы за это стоит почитать. Но их достоинство не только в стиле. Верные слова и ошибки в них в равной степени представляют собой ту самую логику познания, о которой сейчас много говорят как о главном смысле изучения наук в школе. В этом контексте гершелевская жизнь на Солнце является примером того, чтчто-тоо сейчас называется сверхинтерпретацией наблюдательных данных. А история каналов на Марсе — не просто забавная басня из прошлого, а нагляднейшая демонстрация того, что если человек хочет увидеть, он это видит.
Отдельно хочется упомянуть такое занудство, как методики прошлых лет и веков. Это кажется уж совсем ненужным: какая сегодня разница, как был устроен спектроскоп Хеггинса и какими химикатами один из величайших наблюдателей Вальтер Бааде обрабатывал фотопластинки, чтобы повысить их чувствительность? Но мне кажется, что об этом тоже не нужно забывать. Во-первых, чем древнее прибор, тем проще объяснить принцип его действия. Во-вторых, изобилие астрономических фотографий создаёт иллюзию простоты их получения: ну что там, прицепил к телескопу фотик, открыл затвор, и всё. Но на самом деле всё гораздо сложнее, и здесь может быть важно узнать, какие ухищрения приходилось изобретать, чтобы пробиться во Вселенную глубже хотя бы ещё на одну звёздную величину.