– Комиссия шмонает! Наша и прокуратура, следователи, – горячо и громко зашептал Петр Арефьевич.
– Вы под зека косите, Петр Арефьевич. А кто на шухере?!
Тот сжался.
– Все, что говорила вам Галаниха, – чистая правда. Вы – благородный человек, честный, добрый. Я вам могу доверять? Могу ведь?.. Чистая правда, я применяю иной раз для успокоения нервов, внутривенно. Я доверяю.
Иван Дмитриевич знал, о чем речь, но тянул резину. Страх прилипчив:
– Русская пословица… Есть русская пословица: «Доверяй…»
– Конечно, конечно, милейший Иван Дмитриевич, «…и проверяй». Поверьте мне: я – гибну. Сейчас меня схватят, тиснут голову в пакет.
– Они любого схватят.
– Но меня особенно зажмут.
– Не тряситесь же вы…
– Благороднейший человек! Вы меня спасете. В тюрьме я сразу околею!
– Хватит трястись, говорите же!.. Говорите, Петр Арефьевич!
– Про меня, я знаю, слухи ходят. Шипят. А вас не посмеют. Вы – идеал. Элеонора Васильевна хлопочет, за трудовое усердие зарплату вам будут повышать.
– Не тяните резину. Что за шмон?
– Надо будет пронести пакет, вам… Пакетик пронести за проходную. Там сейчас Селиверстов дежурит. Новенький. Из шифровального. Так он и не посмеет… близко… подойти к вам. – Арбузов выдавливал одно слово за другим. – Они везде суются. Тумбочки. Даже зубную пасту у пациентов. Собака. Собака у них. Но это для отвода глаз. Сейчас они ко мне шмыгнут.
Спазмы душили Арбузова.
– А пакет?
– Пакет у меня под рубашкой. – Петр Арефьевич оглянулся. Распахнул рубаху, на пол посыпались пуговицы. Пакет прилип к его белому, рыхлому телу.
– Привык, приучил себя. Жить невмоготу, работать невмоготу. Видеть это… Я не могу быть палачом, каждый день – колоть, колоть, колоть чужие мозги. Вот и сам… того, приучился. Не могу-у-у! – Лицо у Петра Арефьевича стало мокрым.
– А я, значит, могу? – возразил Голубев. Но тот ничего не понимал, никаких слов.
– Все! Пакет у меня. Отдыхайте, Петр Арефьевич!
Голубев уже не боялся. Он знал, что спасет старика, пронесет наркотик. Почему-то знал.
Иван Дмитриевич свернул пополам черный пакет с надписью «Duty frее» и засунул его в кожаную гармошку-барсетку.
– Вы свободны, Петр Арефьевич, чисты, как лавровый лист. Можно на Олимпиаду направять.
Все же мурашки в душе шевелились.
– Милый человек, дайте я на колени перед вами стану… – Арбузов шаркнул туфлей и действительно бухнулся на колени.
Иван Дмитриевич, негодуя, замахал руками.
8
И прошел он мимо нового охранника спокойно. В пакете – газета «Труд-7» да пара нестираных носков. Не наркота. «Адью, Селиверстов! Гуд найт!»
С такой же легкой небрежностью Голубев спустился со ступенек КПП, у которого ждала его машина. Сегодня он не стал загонять «Опель» во двор заведения, а оставил возле киоска.