Началось.
– Александр Евгеньевич, а правда, что у вас есть сын?
– Есть.
– А почему вы скрывали его от общественности?
– Это моя личная жизнь, на то она и личная, чтобы не выставлять напоказ дорогих моему сердцу людей.
– Ваш сын болен? Говорят, вы его везете в клинику?
– Я не хочу разговаривать на эту тему, я сегодня делаю все возможное, чтобы мой ребенок был здоров. Надеюсь, это понятно.
Жанна с Еленой Дашковой стояли в стороне и удивлялись, как мастерски Чертков наращивает социальный капитал. Как благовидно он играет роль заботливого отца, поистине жизнь – это театр, где от роли благодетеля до злодея вас отдаляет один шаг.
Александр Евгеньевич Чертков блистал в огнях фотовспышек и накамерных фонарей не больше пяти минут. Своим грустным выражением лица он казался желторотым журналисткам еще чертовски привлекательней, чем обьино.
Зинаида Тимофеевна тоже попала под обстрел фото– и видеокамер, она сопровождала больного ребенка, которого на носилках два бравых охранника Черткова вынесли из скорой помощи и осторожно транспортировали к трапу частного самолета. Фотографы изголялись, выбирая удачный ракурс лица ребенка. Зинаида Тимофеевна, не стесняясь, отгоняла их, как назойливых мух. Один из фотографов решил проверить на своем цифровом аппарате последний снимок, который он посчитал наиболее удачным. Странное дело… На снимке рядом с носилками, где недвижимо лежал сын самого Александра Евгеньевича, оказался странный силуэт мужчины, словно тень, сотканная из тумана, так до конца и не рассеявшегося на аэродроме. Фотограф, увидев брак, расстроился, растолкал локтями конкурентов и продолжил слепить ребенка и Зинаиду Тимофеевну яркой вспышкой.
Елена Дашкова наклонилась к Жанне и с горечью в голосе прошептала:
– Как я все это ненавижу, терпеть не могу эту показуху.
– С прессой так всегда, – вздохнула Громовик.
– Жанна, ты профессиональная пиарщица, но лгать не умеешь. Может, и мой Паша ему нужен для очередной пиар-акции?
– Елена, прекрати. У твоего сына появился реальный шанс на выздоровление, терпи и радуйся. И еще, у меня к тебе есть одна просьба.
– Какая?
– Поставь в салоне самолета вот эту аудиозапись шефу.
– Зачем?
– Я ухожу от него первой, пока он меня сам не уволил. Он поймет, что я хотела ему сказать.
– Может, не надо, Жанна, он рассердится.
– Надо, я не хочу повторить судьбу Зюскинда.
– А что с ним произошло?
– Его больше нет.
– Уехал? – поинтересовалась Дашкова.
– Да. Уехал от нас навсегда.
– Спасибо тебе, Жанна, за все.
– И тебе, Елена. Береги сына, – женщины обнялись. – А я поехала в «Дом престарелых», хочу одному талантливому художнику помочь, его Ваней зовут, это моя последняя благотворительная акция.