– Вам нужно проехать с нами в больницу для опознания.
– Кого?
– Секлеты Бунчиковой, вашей бабушки.
– Здрас-с-те! Да её ж вчера похоронили. В гробу на кладбище она, а не в больнице. Она и живая там отродясь не бывала.
– Нет её на кладбище. Могила раскопана, а гроб пустой.
– Чего это вы говорите? Ой, ужас какой! Да кто ж это сделал?
– Это мы и расследуем. Собирайтесь.
– А может Сергея дождётесь, и с ним? А то я в морге боюсь.
– Не бойтесь. Бабушка находится не в морге, а в палате.
– А чего это они покойницу в палате держат?
– Того, что не покойница она, а вполне живая старушка.
– Как это? Да не может такого быть! Это какая-то ошибка.
– Вот потому и надо на месте опознать, и сказать, ошибка это или нет. Собирайтесь.
В отличие от матери, Петька почему-то сразу поверил в бабкино воскрешение и заныл,
– Ну вот! А я уже начал занимать её комнату, магнитофон и плёнки перетащил.
Во избежание лишних разговоров, доктор Воробьёв поместил бабушку Секлету одну в двухместной палате. Её искупали, переодели, и к моменту появления Куропаткина с Таисой, она сидела на кровати, поджав ноги и закутавшись в больничный халат. Группу дополнял сам доктор и худенькая медсестра. Опознание произвела сама бабушка. Присмотревшись к вошедшим, она протянула руки и заголосила,
– Слава тебе господи! Тайкя, забери меня отсель домой.
Таиса, увидев живую и говорящую экспокойницу, сошла с лица, и повалилась на Куропаткина. Они с доктором усадили её на стул, и медсестра захлопотала, приводя женщину в чувство. Когда Таиса пришла в себя, то первые её слова были,
– Господи! Это опять из под неё выносить? Неужели это никогда не кончится? Да что же это такое? Столько денег ушло на похороны, и всё впустую? Ещё раз хоронить уже не за что.
Доктор сказал,
– Успокойтесь, она ещё поживёт. Как ни странно, никакой болезни у неё нет. Слабость после стресса имеется, но это не фатально.
– Так её прямо сейчас забирать?
– Нет-нет. Пусть побудет здесь недельку, другую. Необходимо за ней понаблюдать. Случай редкостный, обещал профессор приехать, обследовать. Не будем торопиться.
– А вы не могли бы понаблюдать за ней тут год, другой? Скажу честно – я её теперь боюсь. Она, наверное, ведьма. Вы только посмотрите – у неё все зубы целые. Все тридцать два. И пьёт как сапожник. Разве это нормально? Нет, она не человек.
Дознание быстро зашло в тупик. Бабушка не помнила ничего из того, что с ней было до прибытия в милицию. Не помнила даже Коновалова, но какие к ней претензии? Куропаткин ещё в больнице обратил внимание на бабушкин посох. Он точно определил, что это бывший черенок метлы, причём, судя по обработке, казённой. Напрашивалось дикое предположение, что бабка и в самом деле ведьма. Это объясняло всё. По спине робко поползли мурашки, но, пропитанный материализмом Куропаткин, усилием воли их прогнал. Он проконсультировался у райкомовского коменданта Тита Ивановича, и тот, будучи профессионалом по инвентарю, уверенно назвал два места, где делали такие мётлы. Первым адресом был колхоз «Первомайский», правление которого находилось на южной окраине станицы. Куропаткин не очень верил в успех, и действовал, скорее, для очистки совести, но ему сразу повезло. О пропаже метлы ему поведала уборщица правления Степановна. Рассказ её был эмоционален, а голос от негодования срывался на матюги. В этот день она была на похоронах старой Бунчиковой, и слегка припозднилась. Контора была уже пустая, а пришедший сторож в красном уголке читал «Крокодил». Она быстро вымыла полы. Осталось почистить ступеньки и площадку перед входом. На улице было пустынно. Степановна поставила ведро и метлу возле дверей и пошла за скребком. Отсутствовала она с полминуты, но когда вернулась, метла исчезла. Вокруг по-прежнему было пустынно. Найдя заинтересованного слушателя, Степановна изливала душу,