Не менее убедительным в том же отношении является сопоставление общей численности хозяйств, подавших заявление о выходе из общины и об укреплении земли в собственность, и заявлений, поданных с 1907—1915 год включительно, когда осуществление реформы в связи с войной затормозилось. В то время как за весь период проведения реформы ходатайства о выделе из общины (вместе с заявлениями от передельных общин) подали 3,4 млн домохозяев, заявления относительно землеустройства поступили от значительно большей массы крестьян, насчитывающей 6,2 млн домохозяев. А это означает, что наиболее отвечающими умонастроениям крестьянства мерами правительственной политики стали не те, что были нацелены на ослабление общинных устоев, сковывающих инициативу и самодеятельность наиболее предприимчивых домохозяев, а широкомасштабные землеустроительные работы, которые позволяли существенно повысить агрокультурный уровень крестьянского хозяйства не только предпринимательского (основанного на наемном труде), но и трудового типа.
В данной связи, думается, правы те наши и западные историки, которые считают, что если оценивать результаты реформы не числом созданных хуторов и отрубов, а также не масштабами роста сельскохозяйственного производства, а числом крестьян, которые ходатайствовали о проведении внутри– надельного размежевания и надлежащего землеустройства (неважно единоличного или группового), можно намного лучше, объективнее представить действительное отношение крестьян к столыпинской перестройке поземельных отношений. Тот факт, что к 1916 г. около половины крестьянских дворов тех регионов, где реформа проводилась (а ее действие не распространялось на общинные наделы казаков, а также инородцев и колонистов), искали той или иной помощи от государства в реорганизации своего хозяйства, говорит сам за себя.
Однако не следует, разумеется, сбрасывать при этом со счетов ни масштабов, ни эффективности насаждения хуторов и отрубов, ни тем более воздействия всей совокупности реформаторских действий властей на состояние сельскохозяйственного производства. Согласно официальным данным на 1 января 1916 г. была отведена в единоличное владение земля почти 1210 тыс. домохозяевам 47 губерний Европейской России, что составляло немногим более десятой части общего числа крестьянских хозяйств, зарегистрированных здесь переписью 1916 г. Столь скромные масштабы строительства хуторских и отрубных хозяйств объясняются психологической и иной неподготовленностью крестьянства к радикальному переходу на новые условия хозяйствования, противодействием общины этому переходу и ограниченными возможностями государства оказать необходимую помощь в благоустройстве выделенцев из общины. Однако, если к хуторянам и отрубщикам прибавить остальных домохозяев, воспользовавшихся правом выхода из общины как на основании указа 9 ноября 1906 г., так и Закона от 14 июня 1910 г., то получим цифру в 2 с лишним раза большую – почти 2,5 млн дворов, или 26,9% общинников. Но из них 914 тыс. сразу же продали свои наделы, чтобы переселиться за Урал, переехать в город или купить землю через Крестьянский банк. Удельный вес выходцев из общин был особенно высок в новороссийских губерниях – до 60%, Правобережной Украине (до 50%) и в ряде центральных губерний: Самарской (49%), Курской (44%), Орловской, Московской (31%). Таким образом, больше всего был выход в районах сравнительно развитого капитализма и в местностях острого малоземелья, где наделы не обеспечивали земледельцам прожиточного минимума.