Дома она сняла связку ключей от дачи. По Москве за рулем сидела сама. За городом пересел Витя. Нехотя согласился и сразу видно, на чистой дороге не умеет. Терпела, пока поездка не стала опасной. Она грезила праздником чувств и нежности. На лице его читалась сосредоточенная неловкость. Еще вчера горел факелом.
Через бензоколонку развернулась на Москву.
Жена и дочь Виктора вернулись из Латвии в Россию. Встречаясь с ними, Таня испытывает некоторое смущение; этого никто, кроме Вити, не замечал.
Ее перламутровые острые зубки не потускнели с годами. Решила на неделе ехать в Гамбург. Искать словоохотливых конкурентов и скрытых недоброжелателей фирмы «Ф и Д». Месть Фрицу и Джеку саднили сердце. Они представлялись смрадными мутноглазыми чудовищами. Не узнавала себя в злобе. В Гамбурге остановилась у бедной Вали. Однокомнатный апартамент с окном в хилый сад. С потолка на цепях висит кровать. Уперев ноги в стену, раскачивайся как на тугих качелях. Разговоры о Якове Таня не поддерживала. Кормила Веру, мыла. Спрятала три коробки ее снотворного.
Прошлась по бутикам и оценила «диндрл». Немецкий деревенский убор, простенькая вышитая кофта, юбка до пола и непременно нарядный цветной фартук с поясом. Если завязан бантом слева – замужняя. Если справа, старайся понравиться. Нижняя юбка длиннее верхней, из – под подола белые кружева. Откровенно и нежно обнажив грудь, немецкий низкий лиф сделал ее большой и мягкой, вопреки католическому ханжеству, тридцатилетней войне, аскезе Лютера. В ее годы смело для Москвы, разве что на дачу. Шагнешь по лестнице, или грязь на дороге – приподнять юбку, очень женственно. И отвечает образу милой, доброй, полнеющей и, увы, стареющей блондинки, который она для себя примеряла на будущее.
Таня прилепилась к бару на набережной. Днем он пустовал. Она заказывала опасное при ее полноте пиво. Молчала у окна. Видно Эльбу, прогулочные и большие пароходы и пузатые буксиры движутся медленно, будто на старом экране. Бармен принял за иностранку, не знающую по-немецки и сказал официанту:
– Понаехали тут всякие.
Обедал пожилой среброголовый немец. Ел красиво, видна порода и семья. Заговорил с Таней и, услышав легкий акцент, расспрашивал о Москве. Рассказывал о гамбургских кабаре, в них соль народного характера. В одном из них начинали в шестидесятые годы четыре мальчика из Ливерпуля – битлз.
Предложил встретиться завтра вечером.
– Встретимся в этом баре. Я – Хорст. Журнальный фотограф.
– Ищете див для обложки? Я не фотогенична.
– Нет. Любуюсь вами.
«В моем возрасте мужское внимание как бальзам» – думала меж тем Таня. И охотно согласилась.