«Не бойся, не бойся,» – передавал он ей телепатически, – «Все в порядке, я здесь. Молчи. Согни ногу. Поставь ее. Вот так. Снова выгляни в окно – это ее разозлит. Что ты делаешь? Зачем ты смотришь в окно? Тебе нравится привлекать к себе излишнее внимание? Идиотка! Нравится напускать на себя таинственный образ? Ты, обычная лабораторная мышь! Чем ты отличаешься от других? Зачем ты выпендриваешься? Сиди. Вот так. Посмотри в окно. Смотри, как она растеряна. Молодец.»
Иногда Лера не совсем понимала доктора Громова, любившего раздавать противоречивые команды и полярно противоположные умозаключения. Но ослушаться его она не имела права, списывая эти особенности поведения на всю его эксцентричную натуру и выполняя его поручения быстро, не давая ему возможности лишний раз на нее рассердиться. Все же, несмотря на все свои выкрутасы, он был ее единственным другом и единственной надеждой. Не считая, конечно, Каспера, но в обязанности того входило лишь по необъяснимым причинам охранять ее покой, а что творилось в его голове, Лера не знала. Она ни разу ни говорила с ним, а потому не могла сказать с уверенностью, что он является ее близким другом.
Когда Мучительница, вздыхая, подымала свое грузное тело с кровати, Лера испытывала облегчение – даже если та отходила всего на два шага, концентрируя внимание на ком-нибудь другом, а не уходила вовсе из камеры.
«Вот так. Молодец. Что бы ты без меня делала? Идиотка!»
Иногда у Леры складывалось впечатление, что доктор Громов нешуточно зол на нее, или же пребывает не в лучшем расположении духа в последнее время. Но это не имело никакого значения – главным было то, что она ни капли не сомневалась в нем. К тому же, за последние дни внутри ее поселилось какое-то странное спокойствие. Чем оно было вызвано, Лера не знала. Может быть, действием цереброадреностимуляторов, которые все-таки поступали ей в кровь с известной периодичностью. Она боялась даже представить себе, что бы было, если бы она принимала все препараты, которые пытались в нее засунуть. Все-таки, как она поняла, основная часть медикаментов поступала узникам в растворенном виде вместе с едой, но у нее был доктор Громов, который научил ее придерживаться диеты, и она ее неукоснительно соблюдала.
А может быть, она обрела спокойствие потому, что просто устала бояться – и просто доверила свою жизнь в руки своего характерологически своеобразного приятеля, тупо полагаясь на его ум и добросовестность по отношению к ней.
«Трусиха. Ты сдалась! Сдалась! Слабая.»
«Нет. Я не слабая. Я просто вам доверяю,» – Лерины губы шевелились. Она не всегда обращала внимание, как она начинала шептать себе под нос, теряя грань между громко звучавшей в голове мыслью и высказанным вслух словом, – «А от меня все равно нет никакого толку. Я – бесполезное существо, самой мне все равно не справиться, поэтому я готова во всем, во всем слушаться вас.».