Ирэн глубоко вздохнула, допив бордо. Взглянув в глаза Тарона, она улыбнулась краешком губ. Он внимательно слушал её рассказ, настолько проникаясь, и словно бы сам, вместо неё, её же устами говорил о её жизни. Он пытался осознать всю ту глубину, пропитанную болью слов, всю ту остроту испытаний, через которые гордо выстояла его бабушка в те трудные годы, и видел, что время настолько жестоко поступило, оставив свой отпечаток в её красивых глазах.
– Но самое трудное в жизни – это потеря ребенка, – тихо продолжила Ирэн. – Из всех жесточайших испытаний и утрат эта боль занимает главенствующее место в жизни. И даже если ты переступил, наступил на грабли и уже знаешь, что должен, что придется, что это неизбежно, и придется наступить на те же грабли снова, – голос Ирэн зазвучал быстрее и задрожал. – Тарон, но ты тогда спас меня, сам этого не понимая.
Тарон знал, что Ирэн говорила о своих снах. О тех вещих снах. Он внимал её речам и одновременно вспоминал голос Нелли, тот дикий страх в её глазах, когда она говорила о своём жутком, холодящем сердце сне. Увидев, как увлажнились глаза бабушки, он осторожно провёл ладонью по её щекам, подбирая слёзы.
– Неужели мне надо было почувствовать и пережить самому эту боль, чтобы понять тебя, бабушка…
Ирэн взяла его за руку.
– Тарон, мой мальчик. Сердце, которое теряет своего ребенка, тогда понимает боль Бога. И только тогда можно понять, почему всё в мире так, где-то нелепо, где-то странно… – Ирэн любящими движениями руки поправила волосы Тарона, заглядывая с нежностью в его глаза, дрожащим от волнения голосом шепнула ему: – Тарон. Сынок, твой страх и стал твоим спасителем, мой родной. И неспроста тебе приснился Рупен, а может, и привиделся наяву.
В ту же секунду Тарон заметил улыбку на лице Ирэн.
– Я узнаю эту самую улыбку, – улыбнулся в ответ Тарон. – Ты всегда так улыбаешься, когда готовишь мне очередной свой непредсказуемый сюрприз. В чем же дело? Признайся же, бабушка, – заинтересованно спрашивал Тарон. – Ты так хитро улыбаешься, – добавил он. Ирэн своей чарующей улыбкой таила в себе ту радость в её душе и тихо ответила:
– Тарон, завтра узнаешь.
Ответ его бабушки, такой загадочный, не настораживал Тарона.
Он знал, что всегда были суровыми, справедливыми все её капризы. Но на этот раз другими были его предчувствия, и он принял предложение Ирэн подождать до завтра. Они оба хорошо понимали, что столько лет было ими пропущено, и сегодня, только за один день, они столь многое узнали друг о друге, и хоть немного, но многое стало на свои места. И также они осознавали, что одного дня было мало. От усталости и стольких тревожных бессонных ночей, что провёл он в своём одиночестве, сдавали силы, и сон готов был вот-вот проникнуть в мозг Тарона, делая тяжёлыми его веки. А Ирэн не переставала любоваться своим внуком и повторяла одну фразу: