– А из какой деревни она была? Я забыл, Ральф.
– Из Димчерча, под стеной, – ответил Хобден, держа в руке картофелину.
– Значит, из рода Пет или Вайтгифт. Так?
– Она была Вайтгифт. – Хобден разломал картофелину, стал есть ее аккуратно, как это делают люди, старающиеся не терять ни крошки на ветру. – Пожив здесь, она стала разумна, но первые двадцать лет жизни со мной была бесконечно странной женщиной. И до чего чудесно обращалась она с пчелами!
Хобден отрезал кусочек картофелины и выкинул его за порог двери.
– Ах, я слышал, что все Вайтгифты умеют видеть дальше других, – сказал Шосмис. – А как она?
– Моя жена была честной женщиной и не занималась колдовством, – ответил Хобден. – Она только понимала значение полета птиц, мелькания падающих звезд, звука роящихся пчел и тому подобных вещей. И нередко лежала, не смыкая глаз, и говорила, что слушает призывы.
– Это ничего не доказывает, – проговорил Том. – Все уроженцы Марша – прирожденные контрабандисты. Она должна была слушать по ночам; это у нее в крови.
– Конечно, – с улыбкой ответил Хобден. – То есть когда несли контрабанду не в Марше, а поближе к нашему дому. Но не это волновало мою жену. Ее занимали нелепости; она говорила, – он понизил голос, – о фаризиях.
– Да. Я слыхивал, что в Марше в них верят. – И Том посмотрел в широко открытые детские глаза.
– Фаризии, – повторила Уна. – Феи? Волшебн… О, я понимаю.
– Жители гор, – произнес Пчелиный Мальчик и швырнул к порогу половину своей картофелины.
– Именно, – сказал Хобден. – У него (плетельщик указал на своего сына) ее глаза и ее чутье. Так выражалась она.
– А что ты думал?
– Гм, – промычал Хобден. – Человек, который вечно возится в поле, вечером занимается только сторожами дичи.
– Оставим это, – ласково попросил его Том. – Я видел, как ты выбросил за дверь хорошую часть картофелины. Ты веришь или не веришь?
– На картофелине было большое черное пятно, – с негодованием заметил Хобден.
– А я не видал пятнышка, и мне казалось, что ты хотел покормить кого-то, кому картофель мог пригодиться. Но оставим это. Веришь ты в них или нет?
– Я молчу, потому что ничего не слыхал, ничего не видал. Но если ты скажешь, что ночью копошатся не только люди, звери, птицы или рыбы, я не стану называть тебя лгуном. Но что ты скажешь, Том?
– Тоже промолчу. Я только расскажу одну историю, а ты суди о ней, как угодно.
– Пойдет речь о бессмыслицах, – проворчал Хобден, но стал набивать свою трубку.
– В Марше называли это отлетом из Димчерча, – медленно заговорил Том. – Может быть, ты слыхал историю?
– Моя жена десятки раз рассказывала мне ее… И в конце концов я верил ей… иногда.