Он остановился. Десяток голосов закричал:
– Ну, теперь он ваш!
Но он остановился. Он отступил назад и, опустив шпагу, ждал с сильно вздымавшейся грудью, пока я не поднялся на ноги и снова не закрылся своей шпагой.
– Довольно, довольно! – раздался позади меня грубый голос. – Неужели и после этого вы не оставите его?
– Будьте осторожны, сударь, – холодно сказал я, потому что он продолжал стоять в нерешительности. – Это была простая случайность. Не рассчитывайте на нее в другой раз.
Несколько голосов закричали:
– Как вам не стыдно?
Кто-то крикнул даже:
– Подлец!
Англичанин выступил вперед, пристально глядя на меня своими голубыми глазами, и безмолвно занял свое место. На его напряженном белом лице я читал, что он готов на все, даже на самое худшее, и его мужество приводило меня в такое восхищение, что я был бы очень рад, если бы кто-нибудь из зрителей, любой из них, занял бы его место. Но это было невозможно. Я вспомнил о том, что двери игорного дома будут теперь навсегда закрыты для меня, вспомнил об оскорблении, нанесенном мне Помбалем, о насмешках и обидах, которые я всегда смывал кровью, – и, с силой ударив по его лезвию, я пронзил англичанина насквозь.
Когда он упал на камни мостовой, вид этих полузакрытых глаз и этого лица, белевшего в темноте ночи, – не скажу, чтобы я долго смотрел на него, потому что через секунду дюжина товарищей стояла подле него на коленях, заставил мое сердце непривычно сжаться. Но это продолжалось лишь одно мгновение. Я увидел вокруг себя кольцо нахмуренных и сердитых лиц. Держась на почтительном расстоянии от меня, люди шипели, проклинали меня, угрожали, называя черною смертью и тому подобными эпитетами.
Большая часть их была негодяями, собравшимися вокруг нас в продолжение поединка и следившими из-за ограды за всем происходившим. Одни рычали на меня, как волки, называя меня «мясником», «головорезом»; другие кричали, что Беро опять принялся за свое ремесло; третьи угрожали мне гневом кардинала, тыкали мне в лицо эдиктом и злобно заявляли, что идет стража и что меня вздернут на виселицу.
– Его кровь падет на вашу голову! – с яростью кричал один. – Он умрет через час! На виселицу вас! Ура!
– Пошел прочь! – сказал я.
– Да, в Монфокон! – насмешливо ответил он.
– Нет, в свою конуру! – ответил я, бросив на него такой взгляд, что он поспешил попятиться назад, хотя нас разделял забор.
Стоя несколько поодаль, я тщательно вытирал свою шпагу. Я отлично понимал, что в такой момент человек не может рассчитывать на особенную популярность. Те, кто пришел со мной из игорного дома, косились на меня и, когда я вздумал подойти к ним, повернулись ко мне спинами. Те же, которые присоединились к нам позже, нисколько не были вежливее их.