– Поделом вору и мука, – пробормотал он, презрительно усмехаясь. Посади нищего на коня, и он поедет… обратно в гостиницу.
– Повежливей, пожалуйста! – огрызнулся я на него.
– Вы кончили? – спросил он.
Не удостаивая его ответом, я поднялся с места и, подойдя к огню, стащил с себя свои сапоги, которые были мокры насквозь. Хозяин проворно убрал в шкаф остатки вина и хлеба и затем, взяв тарелку, вышел через заднюю дверь, оставив последнюю полуоткрытой. Проникший в комнату сквозной ветер заколыхал пламя светильника, отчего грязная, жалкая трущоба получила еще более непривлекательный вид. Я сердито поднялся с места и направился к двери, чтобы захлопнуть ее.
Но, достигши порога, я увидел нечто такое, что заставило меня опустить уже поднятую руку. Дверь вела в маленькую пристройку, которую хозяйка употребляла для мытья посуды и тому подобных надобностей. Я был поэтому несколько удивлен, заметив там в эту пору свет, и еще более удивился, когда увидел, чем была занята хозяйка.
Она сидела на грязном полу сарая, перед потайным фонарем, а по обе стороны ее лежали две громадные кучи всякого мусора и тряпья. Она выбирала вещи из одной кучи и перекладывала их в другую, встряхивая и осматривая каждый предмет, перед тем, как положить его, и проделывала это с таким старанием, с таким терпением и настойчивостью, что я стал в тупик. Некоторые из этих предметов – обрывки и тряпки – она держала на свет, другие ощупывала, третьи буквально рвала на клочки. А ее муж все это время стоял подле нее, жадным взором следя за нею и продолжая держать мою тарелку в руке, словно странное занятие жены очаровало его.
Я тоже, наверное, с полминуты стоял, не сводя с нее глаз, но затем хозяин, оторвав на мгновение свой взор от жены, заметил меня. Он вздрогнул и быстрее молнии задул фонарь, оставив сарай в полной темноте.
Я, смеясь, вернулся к своему месту у очага, а он последовал за мною с лицом, черным от ярости.
– Послушайте! Нет, послушайте! – воскликнул он, наступая на меня. Разве человек не может делать у себя в доме, что ему угодно?
– По-моему, может, – спокойно ответил я, пожимая плечами. – Точно так же, как и его жена. Если ей приятно перебирать по ночам грязные тряпки, это ее дело.
– Шпион! Собака! – кричал он с пеной бешенства на губах.
Внутренне я тоже кипел от ярости, но не в моих интересах было затевать ссору с ним, и потому я лишь прикрикнул на него, чтоб он не забывался.
– Ваша госпожа дала вам приказания, – презрительно сказал я. Исполняйте же их.
Он плюнул на пол, но потом, видимо, опомнился.
– Вы правы, – сердито ответил он, – К чему выходить из себя, когда все равно завтра в шесть часов утра вы уедете отсюда. Вашу лошадь прислали сюда, а ваши вещи наверху.