Именно те несколько минут, в течение которых в «Тойоту» сели два амбала, доктор выскочил из проходной и под дулом пистолета был втиснут в «Ниву», Тамара Ефимовна успокаивала басовитого малыша. А когда он успокоился, заулыбался и семейство с кулечками орехов удалилось, «Тойота» и «Нива» успели исчезнуть. Тамара Ефимовна не придала значения отчаянному сигналу, который слышала сквозь рев малыша. На то и машины, чтобы сигналить. Номера «Тойоты» она не знала, доктора Ревенко никогда в глаза не видела, никаких указаний на этот счет не получала. А Маша Кузьмина из машины не выходила, только смутный тонкошеий силуэт с хвостиком на затылке виднелся за передним стеклом.
Немного поколебавшись, «ореховая бабушка» решилась все-таки прочитать записку, адресованную полковнику и странным образом выпавшую из сумки рассеянной покупательницы. Записка не была запечатана, просто сложена вчетверо. Следовало хотя бы определить степень срочности этого странного послания.
Прочитав слова о поселке Гагуа и «Жестоком романсе», написанные явно стариковским почерком, Тамара Ефимовна почуяла своим партизанским нутром, что произошло нечто, требующее немедленной связи с полковником. Под текстом стояли число, месяц и время. Записку писали сегодня, полтора часа назад. Тут же в ее памяти зарябили события полуторачасовой давности. Вдруг вспомнилась черная «Тойота», седой красавец, влетевший в проходную, силуэт девочки за стеклом машины, отчаянный сигнал... Да, это произошло примерно полтора часа назад, когда она успокаивала ревущего малыша. А потом «Тойоты» уже не было, вместе с ней пропала и зеленая «Нива», которая стояла у ворот санатория с утра.
Ни о чем больше не размышляя, Тамара Ефимовна подхватила свою корзинку, сложила стульчик, перешла дорогу и, поздоровавшись с охранниками, заглянула в проходную.
– Бабуль, туда нельзя, – лениво заметил один из охранников.
– Ты прости, сынок, я на два слова, к Андреичу. Сегодня ведь Андреич дежурит?
– Ладно, – махнул рукой охранник, – только корзину свою здесь оставь.
– Спасибо, сыночек, ты орешков возьми себе, вы оба угощайтесь. – Она опустила корзину у высоких ботинок охранников и нырнула в проходную.
– Ты чего, Ефимовна? – удивленно взглянул на нее вахтер.
Смена кончалась через пятнадцать минут, он засыпал, сидя в своем ободранном кресле. Фуражка с зеленым околышем съехала на затылок, очки – на кончик носа.
– Здорово, Андреич. Тут вот записочка для отдыхающего. Кто-то выронил, я подумала, надо занести. Вдруг важное что-нибудь.
Андреич уставился на сложенный вчетверо листок, не сразу узнал собственную записку, отданную дамочке из третьего корпуса, а когда узнал, даже покраснел от неловкости. Все-таки полтинник взял, а пустяковую просьбу не выполнил.