На лесистой, на опушке
Громко квакали лягушки,
На опушке, на лесистой
Марсианин золотистый.
Он качает головою,
Смотрит в небо голубое,
И ему поют растенья,
И травинки, и деревья:
– Здравствуй, здравствуй, марсианин!
Облик твой немного странен,
Облик твой нам непривычен,
Только очень симпатичен…»
Вдруг словно ветра дуновенье
Её коснулось головы,
Вмиг Маша прекратила пенье,
Глаза её, как у совы,
От изумленья округлились,
Повсюду тихо стало так…
Но тут же форточка закрылась:
«Наверно, всё-таки сквозняк», —
Решила Маша, улыбнулась,
Ещё сыграла пару нот,
Со стула встала, повернулась,
Два шага сделала вперёд,
И так на месте и застыла…
Нам трудно здесь пересказать
Всё то, что перед нею было,
Язык не сможет описать,
А разум объяснить не сможет
То, что увидела она,
Но попытаемся мы всё же:
У самого её окна
Огромная луна стояла,
Мерцая странным серебром,
И своим видом заслоняла
Всё то, что было за окном.
Её поверхность совершенно
Казалось ровной, посреди
Окружности блестели мерно,
Глаза как будто на груди.
В них, словно в окнах, отражались
И облака и машин дом,
Потом луна вдруг завращалась,
Блеснула голубым огнём,
И вмиг бесследно растворилась,
Как будто не было её,
Как будто это лишь приснилось,
Но так реально было всё!
Почти минуту без движенья
Стояла Маша, рот открыв.
Потом её воображенье
Какой-то ощутило взрыв —
Всё пронеслось перед глазами,
Все чудеса последних снов:
Чертог, сияющий огнями,
Улыбки нежные цветов,
И тихий голос: «Маша, Маша!»
Раздался снова в голове…
Что приключилось с нею дальше,
Мы скажем в следующей главе.
Темнеет небо, звёзды блещут,
Опять красавица луна
На Землю свет волшебный плещет,
Опять повсюду тишина.
Мир засыпает, гаснут окна,
Деревьев тени всё черней,
Туч редких нежные волокна
Ласкают плечи тополей,
И вот уж ночь совсем сгустилась,
Остановило время ход,
Реальность старая сменилась,
Реальность новая живёт.
Где ж Маша? У окна, конечно…
Стоит задумчива, бледна,
И осторожна, и беспечна,
И оживлённа, и грустна.
Стоит и смотрит вдаль привычно,
С последней нашей встречи с ней
Прошло три дня, всё как обычно,
Ничто не снилось больше ей.
Сначала страшно было очень,
Боялась Маша засыпать,
Вставала часто среди ночи,
И до утра могла читать.
Потом привыкла, шорох каждый
Её не волновал уже,
И страхи все прошли однажды,
Но стало скучно на душе.
Казались серы, одиноки
Теперь ей ночи все и дни –
Всё те же школа, дом, уроки,
И шум, и глупости одни.
Теперь она почти хотела
Увидеть вновь всё наяву,
К окошку подходила смело,
Глядела в неба синеву,
Считала облака седые
До жжения в глазах и слёз,
Пыталась голоса живые
Услышать в шорохе берёз,