Нам дали матрацы и одеяла. Появилась фрау Грац и стала суетиться вокруг Руди, но мысль о том, что его запрут, ее нисколько не беспокоила. Я подумал, каково это быть швейцаркой и женой полицейского. Когда она вышла, я принялся бродить по комнате, отыскивая возможность убежать.
Энди сказал:
— Я проверял. Выхода нет.
— Ты не мог добраться до окна, — сказал я, — но если я встану тебе на спину, то смогу.
Руди покачал головой:
— Ничего не выйдет. Все окна дома имеют электрическую… как это по–вашему… тревогу?
— Сигнализация, — сказал Энди. — Похоже, мы ничего не добьемся. Ты говоришь, что шапки на нас наденут в церкви?
— Да. Это Zeremonie. Большое шоу.
— Может, тогда удастся сбежать. Тем временем лучше поспать. Я здесь первый, поэтому занимаю раскладушку.
Энди лег и, насколько я мог судить, сразу уснул. Я лежал на своем матраце, размышляя. Я не знал, есть ли у Энди какой–нибудь план, когда он говорит о бегстве. Я не видел никаких шансов: ведь против нас вся деревня.
Почтовый фургон из Интерлейкена должен был прибыть в девять, и сразу вслед за этим на нас должны были надеть шапки. Фрау Грац приготовила сытный завтрак, и хотя я подумал, что не в состоянии буду есть, запах яичницы с ветчиной убедил меня в обратном. Фрау Грац было очень довольна, что Руди наденет шапку перед самым своим днем рождения, и говорила нам, как хорошо ему после этого будет. Ее сестра Хедвиг, страдавшая от депрессии, выздоровела, как только надела шапку; да и ее собственный ревматизм чувствуется гораздо меньше.
Постучали в дверь, и она пошла открывать. На кухонной стене часы с маятником, темного дерева, раскрашенного цветами, показывали 8.30. В комнате с нами были Грац и еще один мужчина. Я сознавал, что у нас нет никаких шансов. И вдруг узнал голос говорившего с фрау Грац. Я быстро встал, когда она вошла. За ней шел папа.
На нем была одна из шапок, которые мы использовали при угоне.
Он строго взглянул на меня и сказал Грацу:
— Мне жаль, что мой сын плохо себя вел. Я возьму его домой и накажу.
Герр Грац поудобнее устроился в кресле.
— Не нужно. Сегодня на него наденут шапку. После этого он не будет поступать нехорошо.
— Он должен быть наказан. Это мое право как его отца.
После паузы Грац сказал:
— Отец имеет право, это верно. Можете наказать его, если хотите.
Папа взглянул на Энди.
— Этот тоже мой. Я накажу и его.
Грац кивнул:
— Разрешается.
— Значит, я забираю их обоих.
Грац поднял руку:
— Нет. Побейте их здесь. Во дворе. У меня есть ремень. Хотите?
Я не удивился, что план папы не сработал: подобно моей уловке с книгами, слишком было наивно. Но я был уверен, что у папы есть кое–что еще. Я сидел почти самодовольно, ожидая, что вот он выложит неопровержимый довод и глупый швейцарский полицейский отступит. Но когда он наконец заговорил, я почувствовал отчаяние.