– Негодяй, – прошипел Паша. – Зая!
– Пойдем! – коротко сказала Зая и увлекла бывшего спецназовца на кухню.
Бросив панамку на стол, Витёк сел на стул, только что занимаемый Пашей, и по своему обыкновению далеко протянул длинные ноги. Впрочем, он сразу же поднялся, смело пересек кухню, безошибочно открыл холодильник, извлек из него начатую бутылку «боржом» и, не отрываясь, допил её. Захлопнул холодильник, точно так же безошибочно отодвинул панель под раковиной и швырнул пустую бутылку в мусорное ведро. После чего вернулся за стол.
– Как это случилось, знаешь? – спросил он вдову, вытирая губы тыльной стороной ладони.
Любаша пожала острыми плечами: – Догадываюсь, что это его темные дружки, с которыми он иногда общался. Он мне объяснял, что без этих связей никуда… Вот тебе и никуда.
– Менты у тебя уже были?
– Нет… В больнице, правда, следователь показывал несколько фотографий… Сегодня… На одной был ты. Но я почему-то ответила, что никого не знаю.
– Правильно ответила… Хотя… Могла и сказать… что это один из коллег, что продукты в ресторан доставал, что видела пару раз… Если спросят, так и скажи.
– Витя, я уже им сказала, что не знаю тебя.
– Ну… Ну, мало ли… Волновалась, горе такое, не узнала… Да не суть, ты сама то как? Денег я тебе дам. Всё сделаем честь по чести. Да… Про то, что я к тебе заходил – никому не говори. И ментам тоже. Пока не говори… А потом мы с тобой… От Паши-то уже прятаться не надо! – Спецназовец улыбнулся.
Улыбнулась вдруг и Зайка.
Если бы эти двое мирно беседующих людей сумели хоть на секунду заглянуть в параллельный мир, они бы ужаснулись тому разгрому, который учинил в кухне разъяренный Паша.
Паша рвал и метал. Он носил по кухне своё тяжелое когда-то тело, разрушая хрупкую кухонную мебель, швыряя на пол миксеры и комбайны, срывая со стен полки, сушилки с посудой, которая с грохотом разлеталась по финскому линолеуму сотнями осколков. Всё это происходило по ту сторону жизни, а по эту сторону – там, где улыбались друг другу Витёк и Любаша, ровным счетом ничего не менялось. Вся мебель и вся посуда пребывали в сохранности на прежних местах, и ни один звук из тысячи громоподобных Пашиных проклятий не достигал ушей улыбающихся в эту минуту людей.
Генерал-майор Николай Михайлович возился в своём гараже уже в глубоких потемках. На багажнике «жигулей» седьмой модели стояла керосиновая лампа с едва мерцающим огоньком, но и при этом скромном освещении можно было разглядеть, как Николай Михайлович запихивал в обыкновенный бумажный мешок всевозможную макулатуру. Вот в недрах бежевого мешка постранично исчезла подшивка журнала «Наука и жизнь» за 72-й год, вот туда же ушла кипа журналов «Коммунист» и после того, как была добросовестно утрамбована ногой в сафьяновом ботинке, приняла сверху еще несколько номеров «Политработника». Обложки журналов и первые страницы газет Николай Михайлович старательно обрывал и складывал в отдельную кучку. Эта кучка готовилась к преданию огню, так как содержала многократно упомянутый домашний адрес генерала, вписанный когда-то работниками почтовой службы. Наконец, генерал из отдельного целлофанового пакетика высыпал в мешок несколько пачек американских денег, действительно, напоминающих издали деньги, а при ближайшем рассмотрении являющихся не более, чем театральным реквизитом. Завязав мешок, Николай Михайлович аккуратно переставил лампу с багажника на дощатый пол гаража, открыл багажник, закинул туда мешок, захлопнул багажник, тщательно затушил лампу и закрыл гараж на два висящих замка и один внутренний. Потом генерал спалил за гаражом, возле крошечного пруда, бумажные следы своего преступления. Закончив работу, он достал из кармана камуфляжной курточки носовой платок и жизнерадостно высморкался.