Малиновая шарлотка (Селиверстов) - страница 72

– Это здорово. Ладно, работай, загорай.

Он почувствовал, что последние слова получились злыми и колючими.

– Валентин, если что-то случилось, я сейчас же все брошу и приеду, – в голосе Дианы послышались озабоченные и одновременно раздраженные нотки.

– Зачем? Для тебя же это очень важно. Там твои коллеги. Твои любимые друзья. Тебе там весело, хорошо…

– Валентин, пожалуйста, перестань. Мне… – попыталась прервать его Диана.

– Это же бизнес! – продолжал он, не обращая внимания на ее мольбу. – Тебе же нравится…

В трубке послышались короткие гудки.

Почему все называют ревность пороком и так боятся показать это чувство? Оно же нормальное. Как, например, страх – естественная реакция организма на что-то угрожающее. Мы же не стыдимся сказать «я боюсь…». Почему тогда не говорим вслух «Да, я ревную. Да, я страдаю от мысли, что моя женщина может еще кому-то нравиться»? Тот, кто говорит, что никогда не ревнует, – или врет, или никого по-настоящему не любит. Любовь не бывает без ревности.

Валентин взял телефон и набрал номер Дианы. Нет ответа. Он набрал еще раз. Опять без ответа.

Он простонал и послал эсэмэску: «Прости. Я схожу с ума от ревности, потому что очень сильно хочу тебя».

Через несколько минут пришел ответ. «Сообщение не прошло. Телефон абонента выключен».

Даже напиться не с кем, злился Валентин. Он сидел в ресторане Элизабет и смотрел на стоявший перед ним бокал с виски, которое по цвету напоминало бледно-желтый больничный раствор, каким в детстве полоскают горло. Ему не хотелось пить в одиночестве, но у всех были дела. У друга-строителя, у Элизабет. Ему вообще последнее время не хотелось спиртного, но надо было чем-то заполнить пустоту вечера. Он поднял бокал и выпил бледно-желтую жидкость одним глотком. Горло перехватило от крепости в пятьдесят пять градусов, и, наверное, слезла бы кожа, если бы не вкус маринованных оливок. Маслянистый и подкопченный. Интересно, бабочки мерзнут или сразу впадают в зимнюю спячку? – размышлял Валентин, попросив официанта повторить виски и поедая одну за другой темно-зеленые оливки. Прямо перед ним на стене висела картина: окно, на стекле капли дождя, а за стеклом бабочка. На сером фоне улиц яркие, но промокшие крылья. Наверное, им не бывает холодно, у них же нет крови. Странно, почему он раньше не обращал внимания на эту картину? За соседний столик, громко двигая стульями, присели две раскрашенные девицы и потребовали у официанта меню. Валентину показалось, что он их уже где-то видел.

Массивная дверь, недолго сопротивляясь, скрипнула и впустила их в темный подъезд. Они начали целоваться, проникая нетерпеливыми руками под упрямые пуговицы и тугие резинки. Даже не целоваться, а бескровно кусать друг друга. А потом, когда чуть не упали на пол, со смехом поднялись по лестнице вверх на два этажа и оказались на широкой кровати с жестким покрывалом.