Он рассказал, как ехать к дому Дейзи, и машина со скрипом и с визгом резины тронулась с места.
– Ну, как дела, Дейзи?
– Я очень… То есть все мы волновались. Я имею в виду Альфа и Нэнси.
– Я побывал в аду, – бросил он и надолго умолк.
Дейзи, не смевшая даже дышать в его присутствии, все же набралась храбрости и нарушила молчание.
– Вы были в Дюнкерке. Мы читали июньскую речь Черчилля. Это было чудесно!
Он схватил ее за руки, и она, понимая, что он не нарочно причиняет ей боль, не стала сопротивляться.
– Дюнкерк был кошмаром. Не только то, что мы сами там пережили, но и сцены, которые видели, понимание того, как мало мы можем сделать. У нас на глазах люди шли ко дну, самолеты люфтваффе, которые мы пытались сбить, расстреливали несчастных на бреющем полете. Не хочу об этом говорить… – Он задохнулся. – Но можете не сомневаться, если бы в последние два месяца у меня появилась возможность вернуться в Старое Поместье, я бы обязательно это сделал.
Она ничего не сказала – не нашла слов. Он не выпускал ее руки. Она представляла себя в кабине самолета, рядом с ним, видела внизу красную от крови воду, выныривающие головы, тела идущих ко дну, слышала мольбы о помощи. Неужели Сэм был там? И Фил?
– Вы мне верите, Дейзи? – нарушил он молчание.
Она вздрогнула, настолько явственно ощутила себя участницей событий.
– Конечно! И рада, что вы вырвались.
– Гляди в оба, идиот! – раздалось с переднего сиденья.
– Хочешь сам за руль? Не видно ни зги! Дед рассказывал, что раньше перед машиной шел человек с фонарем. Ну, и где теперь эта задница? Сейчас она пришлась бы очень кстати.
– Следите за своей речью, здесь леди. Прошу прощения за моих… попутчиков, – сказал Эдейр, и Дейзи прыснула. Ее впервые в жизни величали «леди». Это пришлось ей по вкусу.
Смех разрядил обстановку.
– У меня увольнительная на двое суток, Дейзи. Я уже звонил Альфу, предупредил, что еду. Завтра надо будет поднять нашу пташку в воздух. Приедете?
– Посмотреть, как она летает?
– Конечно. И взлететь вместе со мной. Первый полет – ни с чем не сравнимое ощущение, Дейзи. Не умею объяснить, каково это – парить в вышине, любоваться тем, что внизу, и небесами над головой! Здесь слова бессильны, вы должны сами это испытать. Как у вас со временем на вторую половину завтрашнего дня?
– Да, – поспешила она ответить, – конечно!
О том, что суббота – самый беспокойный день в лавке, она подумает позже.
Флора по-прежнему посвящала много времени дежурству у окна; она прислушивалась к шагам, ожидая почтальона, хотя приняла решение быть храброй и не поддаваться отчаянию, не портить и без того несладкую жизнь тех членов семьи, кто находился рядом с ней. Обычно сама деловитость, теперь она чаще сидела неподвижно в гостиной или в кухне и вспоминала счастливые голоса всего семейства, когда оно еще было в сборе. Раньше здесь, в этой далеко не новой квартире, жили и смеялись – хотя порой не обходилось без перебранок, а то и слез – двое взрослых и пятеро детей.