Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев (Некрас) - страница 24

— Да, княже Ростислав Владимирич, — чуть заметно усмехнулся кривич. — Это — чаша из человечьего черепа…

— Наследство? — слабым голосом с надеждой спросил волынский князь — его всё ещё не отпускала лёгкая оторопь.

— Отчего? — Всеслав усмехнулся. — Я эту чашу сам сделал — когда литовского князя в поединке убил. Мне тогда лет двадцать было ещё…

Ростислав почувствовал, что оторопь переходит в откровенный страх — правду, выходит, говорят про полоцкого князя.

— Ты… ты как можешь?

— А почему нет? — Всеслав Брячиславич чуть приподнял брови, плеснул из чаши в огонь в очаге, что-то негромко сказал — волынский князь не расслышал, что именно. И почти тут же над корчмой грянуло — до того гром неразборчиво рокотал где-то вдалеке. Всеслав довольно покосился в сторону узкого волокового окошка, глотнул из чаши и сел к столу. — Храбрость врага переходит в меня и моих детей. Так говорили наши с тобой предки, Ростиславе Владимирич.

— Да когда же это было… — растерянно бросил Ростислав и тоже отпил из своей чаши — рука заметно подрагивала.

— Не так уж и давно, — полоцкий князь усмехнулся.

— Ты хочешь воротить?.. — Ростислав не договорил, — и так понятно, ЧТО воротить.

— Если воля Перуна да Велеса на то будет, — голос Всеслава вдруг изменился — казалось, что вместо него говорит кто-то другой. Кто-то СОВСЕМ другой. На миг показалось. Кто огромный и очень сильный… не по-человечески сильный. — Хотя бы пока только в кривской земле.

А на сеновале, где приютились полоцкие и волынские кмети, говорят про своё.

— А храбёр твой князь, что сам-три с двумя только кметями сюда прискакал, — задумчиво говорили Несмеяну и Витко волыняне. — Не по-княжьи.

И не понять было — осуждают альбо хвалят.

Луна шарила тонкими лучиками по лицам кметей, пробиваясь сквозь дыры в соломенной кровле. Гроза ворчала где-то неподалёку, словно примеряясь. Большая часть волынян уже спала, и только двое всё ещё донимали полочан расспросами.

— Ваш тоже не промах, — возразил Несмеян, натягивая на плечо плащ. Повозился, устраиваясь поудобнее. — Слышал я кое-чего о нём. Да и так… не боится один с малой дружиной вне города жить…

— Тут не то, — отверг седоусый Славята, старшой Ростиславлей дружины. В его словах ясно слышался новогородский выговор, как бы даже и не кривский — в дружине Ростислава было много отцовых кметей, из Новгорода, Ладоги, Руссы, Плескова. — Известно, Ростислав Владимирич не робкого десятка, не то б мы ему и не служили. Но Всеслав Брячиславич всё же в чужой земле. Потому и дивимся, что вас с ним трое всего.

— Больше народу — дольше ехать, — кривич поёжился — одежда едва просохла. — Мы и так припоздали. Нечисть в лесу так и хороводится нынче что-то… не к добру. Ну да с нашим Брячиславичем ни одна нечисть не возьмёт…