Чечня — это отдельный разговор. Сегодня мы — об осетинской боли.
И старые друзья, и новые товарищи, и едва знакомые люди передали мне столько документов разных времен, столько книг, брошюр газет и листовок, что иногда я и впрямь думаю: может, им хоть чуть легче там от того, что кто-то искренне разделяет их боль в оболваненной, ставшей ко многому равнодушной Москве.
Но слава Богу!.. Не только печаль и скорбь связаны с Аланией в моем сердце.
Теперь уже больше двадцати лет назад мой покойный друг Георгий Черчесов познакомил меня с Ирбеком Кантемировым, цирковым наездником, профессиональным джигитом, а самое главное — удивительным человеком, прожившим очень сложную жизнь, но и к почтенным годам сохранившим в себе и незамутненную всемирной славою душу, и все самые лучшие, самые благородные качества легендарных кавказских наездников тех времен, о которых сложены героические песни и написаны толстые романы… Винюсь, дорогой Ирбек! Признаю, дорогие братья — осетины, как мы говорили раньше, — ошибки и упущения!.. Я такого романа пока не сочинил. Однако и раз, и другой я сперва написал о славной династии Кантемировых в центральных журналах, а потом осетинские джигиты сперва эпизодически, а потом уже постоянно стали появляться на страницах моих рукописей, как прописались в них, и «осетинские» рассказы вошли в мою прозу также естественно, также неразрывно, так прочно, как давно вошли не только в русскую — в мировую культуру подвижническое искусство и титанический труд всех Кантемировых, цирковой династии которых скоро исполнится сотня лет.
Это не я один — это мы с Ирбеком — и, надеюсь, наше намерение одобрит старший из братьев, Хасанбек, — приглашаем вас в недальнее путешествие по этим книжным страницам, появившимся в разное время, вплоть до сегодняшнего, когда пишутся эти строки, февральского дня… Но об этом дне рассказ впереди, он будет все завершать.
А пока — добро пожаловать, братья!
Невольный «виновник» этого очерка — мой старый друг из Орджоникидзе, который как-то был в Москве лишь проездом и заскочил ко мне только на минуту.
— Хотелось повидаться, а времени в обрез. Надо еще заехать к Кантемировым, передать кое-что из дома, да боюсь, уже не успею. Может, ты к ним сходишь, передачу отнесешь? Я, естественно, спросил:
— А это кто — Кантемировы?
И тут дал себя знать кавказский темперамент моего друга. Вскинув руки с растопыренными пальцами, он, что называется, закричал:
— Как?! Ты не знаешь джигитов Кантемировых?!
Словно захлебнувшись от изумления, смолк, и только в широко раскрытых глазах читался немой вопрос: «Чем же ты здесь, интерес но, занимаешься, если — не знаешь?»