Всякий раз, когда приходилось бывать в Планерном, чуть ли не под ногами у лошадей на манеже суетился кто-либо с видеокамерой, и Мухтарбек потом, не тая воодушевления, сообщал: японцы… австрияки… голландцы. Записывают программу, чтобы сделать рекламный ролик: тут же после премьеры собираются пригласить к себе на гастроли.
Премьера была во дворце спорта в Лужниках, и у меня, как только поднялся на первый ярус, упало сердце: здесь и там на трибунах сидели человек семьдесят, ну, может, от силы сто. В основном осетины, земляки да друзья Мухтар-бека — конники… До сих пор помню это смешение чувств: обида?.. Но на кого?.. Горькое ощущение стыда и будто личной моей вины отозвались болью, о причинах которой не зря ведь говорим: душевная рана. Каково тогда тем, кто связывал с этим днем не только самые большие надежды, но как бы и цель жизни?
И все-таки, пожалуй, не стал бы искать Мухтарбека: не смотря на порывистое желание хоть чем-то помочь… Но я был с киногруппой, нам надо было снимать.
Не исключаю, что это очень личное восприятие, но Мухтарбек почти всегда напоминал мне большого, с горящими глазами ребенка… Теперь за дверью, на которую мне показали, среди разбросанных на полу бутафорских доспехов сидел на низкой скамеечке сгорбившийся, разом вдруг по старевший человек с потухшим взглядом…
Другой театр отбил у него зрителя! Сманил другой цирк.
Потому-то, может быть, и покинул Мухтарбека заранее дух победы, что сам святой Георгий находился в те дни в ином месте: задумчиво вглядываясь в кружение толпы у Белого дома — шел август девяносто первого года. Надо же такому случиться: дата первого представления, премьера совпала с днем «путча»!
Представление, как ни старались они все вместе и каждый в отдельности, прошло без подъема. В самом неподходящем месте споткнулся под Мухтарбеком Эдельвейс, верный его Эдуля… Опять сжалось сердце: «что ж ты, волчья сыть, травяной мешок, спотыкаешься?..» Но разве не чувствовала лошадка, что происходило в те минуты со всадником?
Никто никуда их не пригласил: ни японцы и ни голландцы. И сперва от Мухтарбека ушли артисты, исполнявшие вставные номера: «француженки»-танцовщицы, встречавшие в представлении победителей-гусар… Шумную дореволюционную ярмарку покинули русские силачи. А потом засобирались наездники… Прощались с лошадьми, но ни чего не говорили Мухтарбеку. Забрав собственное седло, уходили тайно… этот Кантемиров и сам не знает, чего хо чет! Надо, и в самом деле, всем собраться в Осетии — на родной земле, известное дело, и стены помогают.
Сейчас, когда пишутся эти строки, джигиты из владикавказского конного театра Ирбека Гусалова который день с тревогой всматриваются в аргентинский берег: сойдут ли на него, наконец?.. Поверили слухам и зафрахтовали в Новороссийске корабль, но что-то не спешит встречать их всеведущий импресарио… Выдерживает паузу, чтобы поменьше потом заплатить?.. Или так-таки и придется им не солоно хлебавши вернуться в Осетию?