Поэзия – лекарство и яд гениев, или Исповедь реабилитанта (Шляговский) - страница 100

Иннокентия Федоровича, без всякого сомнения, мучило одиночество. Для подтверждения познакомлю вас еще с несколькими его строчками:

"..Когда б не смерть, а забытье,
Чтоб ни движенья и ни звука,
Ведь если вслушаться в нее,
Вся жизнь моя – не жизнь, а мука…".

Как вы думаете, после неоднократного произнесения таких слов, пусть даже мастерски уложенных в рифму, ваш жизненный настрой намного улучшится?

Да, одиночество именно мучило, так как, если бы он как многие творческие люди испытывал от этого процесса комфорт и периодическую потребность в одиночестве, он писал бы о нем совсем по-другому. К одиночеству можно и должно относиться иначе, если, конечно, твоей целью является оздоровление собственного организма:

Одиночество – не пророчество,
а лишь миг или час.
Характера зодчество,
откровенный твой глас.
Оно жило и сгинуло,
дав дорогу другим,
чувствам покинутым
пока им был любим.
Одиночество – не пророчество,
хоть и был, им я чтим,
когда верное творчество
в гости шло вместе с ним.
Прими пост одиночество
недалеко от меня,
и как верное братство
в нужный час будь – броня!

Конечно, Анненский бессознательно перекладывает свой дискомфорт на лист и тем сам старается уйти от него. Однако, если это ему и удается, то только наполовину. Вторая половина, которая максимально обеспечила бы со временем уход от одиночества, это абсолютно противоположное по смыслу содержание его произведений. Другими словами, одиночество вместо врага стало бы его другом. Так как оно стало для меня после написания такого стихотворения, как я привел выше.

Иннокентий Федорович Анненский прожил 54 года. Он принял поэзию в свою жизнь и отдал ей все свои творческие силы. Однако, к сожалению, не сотворил из нее своего целителя и помощника окончательно и полностью.

Не могу не познакомить вас еще с одним стихотворением Иннокентия Анненского под названием «Смычок и струны». Написано оно было в 1909 году:

"Какой тяжелый, темный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны!
Кому ж нас надо? Кто зажег
Два желтых лика, два унылых…
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял и кто-то слил их.
«О, как давно! Сквозь эту тьму
Скажи одно: ты тали, тали?»
И струны ластились к нему,
Звеня, но, ластясь, трепетали.
«Не правда ль, больше никогда
Мы не расстанемся? Довольно?..»
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.
Смычок все понял, он затих,
А в скрипке эхо все держалось…
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.
Но человек не погасил
До утра свеч… И струны пели…
Лишь солнце их нашло без сил
На черном бархате постели”.