Всё получалось достаточно стройно — варяги с Первого Украинского прибывают к нам, под крыло Филиппа. СМЕРШевец их курирует и даёт наводку. Только Жуков решил подстраховаться и послал ещё одного человека для контроля над ситуацией, а когда всё провалилось, этот человек грохнул Горбуненко как слишком много знающего и обрубил тем самым все хвосты. Но у нас есть трупы с документами. Удостоверения, конечно, «липа», только против фотографий не попрёшь. А фото жмуриков, с соответствующими указаниями, отосланы в штаб «украинцев». Так что, только они ответят, можно будет копать дальше.
Во всяком случае, мы именно так думали, но у ментов появилось своё мнение. Поначалу они тоже придерживались нашей версии, но вот когда выяснилось, что крики во время ссоры высшего комсостава слышали несколько человек, менты сильно задумались. Наши военачальники шёпотом ругаться не умеют, поэтому вопль маршала — «Писец тебе трам-там-там! Я тебя, трах-тибидох, живо под землю загоню, трам-тарарам! Тебе, сука, жить немного осталось!» дошёл до следствия, даже не от Черняховского. Их стычка, оказывается, особым секретом не являлась и достаточно бурно муссировалась в штабных кругах.
В смысле, в штабе Первого Украинского. Там своим маршалом гордились и пересказывали этот эпизод даже с гордостью — мол, как наш командир этого салабона Черняховского на место поставил. Дескать, крут наш маршал настолько, что может, как хочешь, строить остальных командующих фронтами. Да что там фронтами — даже товарищ Сталин к нему всегда прислушивается!
Вот после этого Третьяков стал ходить каким-то смурным. Мы усиленно занимались подготовкой к заброске в тыл, поэтому я в дела следственной группы не очень лез, а тут выдалась у нас обоих свободная минута, вот и решил спросить, в чём дело? Сашка на мой вопрос предложил пройти в их расположение и там переговорить. Усевшись за стол, майор несколько секунд молчал, а потом выдал:
— Знаешь, вот сердцем чую, что всё не так, как мы думали…
— В смысле?
— А сам посмотри. Давай начнём по порядку.
Александр, достав лист бумаги, нарисовал прямоугольник:
— Пусть вот это будет пушка…
— Орудие.
Третьяков, фыркнув, возмущённо посмотрел на меня: мол, какая разница? Я только рукой махнул:
— Ладно-ладно, продолжай.
— Так вот… вот это, — он нарисовал ещё один прямо-угольник, — мина с радиовзрывателем.
Вообще-то в закладке был фугас, очень грамотно сделанный из гаубичного снаряда, но чтобы не сбивать с мысли следователя, я промолчал.
— Мы беседовали и с Шарафутдиновым и с теми приглашёнными армейскими сапёрами, так они в один голос утверждают, что без особых затруднений смогли бы определить, что взорвалось — снаряд или заложенная мина. Тогда зачем вся эта катавасия с пушкой?