Так большая политика, наложенная на инстинкт самосохранения, окончательно утвердила меня в мысли, что Никиту надо валить. Причём именно сегодня, так как потом подходящего момента может и не случиться. Только как всё сделать? Резать, душить, стрелять — нельзя. Хотя если… Пожевав губами, решился. Есть у меня в арсенале один хитрый приёмчик. Вот только не пользовался им давно. «Языков» брать он не подходит, а часовых снимать ножом и стволом с глушителем гораздо удобнее. Но вот теперь этот удар в самый раз будет. И кстати, даже наши мужики о нём почти не знают. Года полтора назад показал его Серёге, только он приём забраковал как неподходящий для работы. И всё, больше ни на тренировках, ни в деле его не использовали. Иногда, во время разминки я его обозначал, чтобы не забыть, но на фоне общего рукомашества и дрыгоножества на это никто не обращал внимания.
Несколько раз резко выдохнув, быстрым шагом подошёл к двери, за которой скрылся ЧВС. Оглянулся — в коридоре никого не было, поэтому коротко постучал и, не дожидаясь ответа, нажав ребром ладони на ручку, шагнул внутрь комнаты. Даже не комнаты, а скорее кабинета. Немцы, когда отсюда бежали, всё побросали как есть, и теперь после приборки помещение отдавало буржуйским лоском. Хрущёв что-то писал, сидя за большим деревянным столом, и, увидев меня, удивлённо поднял брови:
— Товарищ Лисов? Вот не ожидал увидеть… Вы по какому вопросу?
— Здравия желаю, товарищ генерал! Дело очень важное и срочное! Мы здесь одни?
Никитка недоумённо оглянулся и, выйдя из-за стола, ответил:
— Здравствуйте. Да, одни… А что случилось?
— Я вам это и хотел показать… Встаньте, пожалуйста, вот сюда, сейчас увидите.
Заинтригованный Хрущёв встал, куда ему было сказано, и уставился на меня. А я чуть присев, всё-таки этот пухлик был маленького роста, с силой пробил ему открытой ладонью в левое подреберье. Толстяк только охнул, выпучив глаза, и начал оседать, шаря по груди руками. Подхватив падающее тело, осторожно уложил его на большой кожаный диван. Сам при этом всё время косил глазом в сторону двери, молясь, чтобы никто не постучал, а то и у меня сердце лопнет.
Похоже, удар получился. Пощупав пульс на шее у переставшего дёргаться ЧВСа, убедился в его отсутствии. Потом продавил рёбра. Вроде целые… Вообще рёбра были самой слабой точной моего плана. Если бы сломались, то всё — сливай воду. Налицо умышленное убийство видного члена Политбюро. Зато при целых рёбрах — даже синяка не остаётся и врачи просто констатируют инфаркт. Хотя лучше подстраховаться. Переложил труп так, чтобы грудь пришлась на деревянную ручку дивана. Вот теперь нормально! Даже если синяк и вылезет, то создастся впечатление, что человеку стало плохо и он упал, не дойдя полметра до этого кожаного чуда. Да, именно так! Вроде хорошо получилось…