Я выдохся и, махнув рукой, замолк. Терзало смутное ощущение, что понесло меня куда-то не туда. На хрена, спрашивается, было про всех этих партийцев говорить и коммунистов обвинять? Можно ведь и по-другому сказать — помягче. А то сейчас взъярится Учитель Народов — я ведь и его попутно приплёл, и писец.
Но, правда, думал про всё это без особой боязни. Вовсе не из-за того, что особо смелый или сильно глупый, просто неожиданно навалилась какая-то тупая усталость. Думал-то, меня встретят, как обычно, с распростёртыми объятиями, но разговор сразу пошёл не туда, вот меня и нахлобучило. Да и курить хотелось страшно. Решив, что терять особо уже нечего, набрался наглости и попросил на это разрешения. Сталин только кивнул и, очередной раз пройдя по кабинету, вызвал Поскребышева. Бессменный секретарь через секунду появился в дверях, ожидая указаний.
— Там, в приёмной, сидит товарищ Колычев. Извинитесь и скажите ему, что он может быть свободным. Я встречусь с ним завтра в десять утра. А вы прикажите принести нам чаю.
Уже обращаясь ко мне, поинтересовался:
— Может, товарищ Лисов, хочет чего-нибудь покрепче?
Мне бы сейчас, конечно, грамм сто не помешало, но, памятуя тот стакан, с которого всё и началось, твёрдо отказался.
— Тогда чаю и что-нибудь к нему. Да, и отмените все встречи на сегодня…
Поскребышев, кивнув, испарился, а Верховный, дождавшись, когда принесут чай и печенье к нему, пригласил меня за стоящий в углу столик.
— Угощайтесь, Илья Ивано… Илья Николаевич, так ведь правильней будет?
— Так точно, товарищ Сталин!
— Вы угощайтесь, печенье у нас очень вкусное.
Потом он, помешивая сахар, несколько раз звякнул ложечкой о стакан и задумчиво, вроде даже не ко мне обращаясь, протянул:
— Значит, в том, что произойдёт через полвека, потомки обвиняют меня и партию? Очень интересно… А вы лично как думаете?
Я, поняв, что наконец пошёл серьёзный разговор, без наездов и запугиваний, отложил печенюшку и ответил:
— Партию — однозначно правильно обвиняют. Деградировала она напрочь. И в лучшие времена не блистала — насмотрелся я на теперешних замполитов и партийных руководителей, а потом так и вообще… Насчёт вас тоже был уверен, пока не узнал получше. Но теперь — сильно сомневаюсь. Слишком вы неоднозначная личность. Никогда ничего не делаете просто так. Единственно… Один вопрос можно? — Дождавшись кивка, продолжил: — Зачем вы опять начали «охоту на ведьм»? Неужели мало в тридцатых годах народа посадили? Вы же сами признали, что были не правы, и в сорок первом да сорок втором годах почти всех выпустили. А сейчас что, по новой начинается?