— Вишь ты, бля! — разглядывал обоих Сивый. — Заморские засранцы в наших подвалах! А нам так и не ходи…
Убиенных перевернули на спины, разодрали сутаны. На них массивные кресты в форме заостренного меча, рукоять венчало сердце. Не мог знать Сивый, кому принадлежит этот знак, а носили такие кресты монахи Ордена Святого Иакова, ревностные сберегатели своих и чужих тайн. Они первыми проникли на Русь, выискивали ее святыни, изучали потом в далеких своих обителях, в суровых монастырях, которые меньше чем крепости не назовешь. Жили тайные монахи скрытно…»
Судских отложил книгу.
«Как я понял, Георгий Момот достаточно подкован в масонских тайнах и определенные детали прояснить хочет. Есть нюх у Лени Смольникова. Напрасно я его мягко, но побрил».
А книжка Момота тянула к себе.
«…Один из монахов, исколотый ножами весь, еще подавал признаки жизни. Полуоткрытые глаза смотрели на убийц с мукой, губы шевелились в молитве.
— Живой ишо, — подал голос кривой Аким. — Добить? — поворотился он к Сивому.
— Погодь, — отстранил его вожак. — Поспрошать надоть. Кто таков будешь, из каких земель сюда попал?
— Монахи мы из Ордена Святого Иакова. Предайте нас земле и будете прощены пред Господом нашим, сладчайшим Иисусом Христом, — перемежая речь стонами, ответил монах.
— Вишь ты, какой речистый, — цокнул языком Сивый. — Может, тебе ишо кол в жопу забить во славу твоего Иисуса? Чего вы крадучись шастаете тут, наша это земля! Понял, бля? Чего блукаете тут? Разбойничаете? Фарт отбиваете?
— Книги… Книги мы брали древние. Вам от них проку нет.
— Много понимаешь, — ощерился Сивый, пытая умирающего. — Застежки, чай, золотые на книжках-то?
— Мудрые книги, не уничтожайте.
— А и где?
— Тутось они, Сивый, — откликнулся Захарка-малой. — Упали они, как мы наскочили. Два узла, вот…
Подсвечивая факелом, развязали узлы.
— Чудно, — разглядывал книги Сивый. — Сдалека шли, а ничего не понятно писано, — водил он пальцем по открытой странице, останавливая его у киноварных заглавных букв. — Заморские, что ль? Ну-ка, Захарка, пни его, почто замолчал?
— Помер, — ответил Аким.
Твою мать, — ругнулся Сивый. — Дожить не смог.
— Хорони теперь, — молвил верующий Аким.
— Дак с книгами что делать-то? Смекай, робя, — обратился к ватаге вожак. — Нести или как?
— Дак, — подал голос здоровяк Оршан, — давай снесем матушке игуменье в Выксу. Авось простит. Зима на носу, отсидеться в тепле надобно. Дорогое, статься, подношенье.
Он также был верующим в Христа, крест нательный носил и ощупывал его сейчас.
— А монахов схороним, — встрял крещеный Аким. — И Бог простит, и матушка-игуменья сховает.