«Но вторую щеку подставляют те, кому больше подставить нечего. Вообще христианство создано для стада», — пришел к странному выводу Судских. Спохватившись, переключился: «Позвоню-ка я Воливачу, что он там вытряс из Шмойлова…»
— Клянусь, только собрался тебе звонить! — радостно отвечал Воливач. — Шмойлов много интересного поведал.
— Как вам удалось? — удивился Судских.
— Ты не знаешь, что в нашей конторе даже заяц станет слоном на допросе?
— Только не бейте больше ногами, — закончил за него Судских, и Воливач громко захохотал.
— Бить не бьем, — уже серьезно отвечал он, — но дожимаем клиентов тщательно. Шмойлов, как выяснили, оказался правой рукой Гуртового в оперативной работе, ему подчинялись все боевики. Теперь чистку по всей России сделаем. Каково?
— Впечатляет, — согласился Судских. — Виктор Вилорович, а что с ними после чистки делать? С оставшимися в живых?
— Это пусть прокуратура думает, — снисходительно ответил Воливач. — Наше дело взять и отдать служителям Закона.
— А не стоит ли перевоспитывать их другим путем? Русские ведь, молодые парни, им жить да жить, а не в колониях маяться, оттуда калеками возвращаются, обозленными.
— Подскажи, каким?
— Допустим, тем, какой использовал президент, собрав воров в законе и подрядив их работать на благо России.
— Да? — послышалась ирония в голосе Воливача. — Отпустили щуку в море. Гарантии давал президент, расхлебывать мы с тобой будем. В такие методы перевоспитания не верю.
— Но инородную банковскую мафию он вытеснил? — возразил Судских. — Законники слово держать умеют. И в стране стало спокойнее.
— Это заслуга казаков.
— Совместная.
— Чего мы спорим? — прекратил полемику Воливач. — Боевиков уговорами в лоно закона не вернуть. Это недочеловеки, Игорь. Шмойлов показал: боевики поголовно зомбированы, — пояснил Воливач. — Они выполнят любой приказ старшего, самый бесчеловечный, и не ойкнут. Дорогу назад к людям у них отняли навсегда. А твой любимый президент намекнул, что не удивится, если при задержании процент убитых боевиков будет высоким. Доволен? Истребление класса!
Возразить Судских было трудно. О записке Гуртового он сознательно умолчал.
— И все же, Виктор Вилорович, не торопись повышать процент. Я связывался с Луцевичем как раз по поводу зомби. Возможно, для этих бедняг не все потеряно. Это наши мальчишки, других нет. Обманутых жалко.
— Оптимист, — с чуть заметной иронией похвалил Воливач. — За это тебя уважаю. Торопиться не будем, обещаю. Дай тебе с Луцевичем Бог удачи. Я думаю, Его канцелярия людские души, как ты, считает. Мстят сознательным.