Едва вышли, лоб в лоб столкнулись с дежурной медсестрой.
— А ктой-то тут хозяйничает? — не то возмутилась она, не то от испуга выпалила дежурную фразу.
— Сейчас все объясним, — не дрогнул Судских, увлекая медсестру в ординаторскую. Та сопротивлялась, говорила резким высоким голосом. — Тихо, дражайшая…
— Я в милицию позвоню, немедленно в палату!
— В милицию? — разозлился Судских. — А-вы не подумали, уважаемая, что работаете в преступном месте, где мучают ни в чем не повинных людей? Вы не подумали, что это не лечение, а превращение людей в скотов?
Медсестра опешила от горячей речи Судских, в которой он выплеснул всю накопившуюся горечь, а запас командных слов здесь помочь не мог. Ампулы аминазина в избытке лежали на столе, шприцы рядом в кювете. «Коли!» — услышал Судских Голос. Медсестра быстрее Забубенного сообразила, куда направлен взгляд Судских. и рванулась к двери. Забубенный едва успел схватить ее за халат и перегородил путь.
— Миленькие, не надо! — запричитала медсестра. — Что я вам плохого сделала? Отпустите ради Христа!
— Ради Христа? — переспросил Судских. — Я не зверь. Но чтобы в вас опять не проснулось чувство долга, мы запрем вас в нашей палате. И сидите до утра тихо.
— Буду, миленький, буду, — соглашалась медсестра. — И санитара заприте, чтоб вместе…
Только что Судских сжигал праведный гнев. Он принял решение не делать укол, и куда девался его пыл, словно выпустили его из Судских, только в ушах гудело и где-то далеко за гудением прорывался к нему возмущенный Голос.
— А я бы всадил ей кубиков пять, — со злостью прошипел Забубенный. — Пусть почувствует, каково оно…
— Не стоит, Осип Семенович. Потом зачтется. Не умею я быть злым, лучше уж и замахиваться не буду.
Гул в ушах прекратился.
— Пошли? — посмотрел на Забубенного Судских.
— Пошли, генерал. Может, ты и прав. А может, свою чашу беды, как я, еще не выпил до дна. Бог с тобой, пошли…
Открыли ворота, заперли, выйдя, ключик повесили на замок. Шум машин доносился из-за рощи, туда и направили стопы.
Через час осторожной ходьбы в темени вышли к трассе.
— Вроде бы Ярославка. — присматривался Забубенный.
— Ленинградка, — поправил Судских. — Я знаю этот закрытый приют, Семеныч.
— Чтоб он сгорел! — плюнул в сердцах Забубенный. — Столько лет… Столько лет за правду!
Судских успокаивал, похлопывая товарища по плечу:
— Все позади, дружище. Больше лопухами не будем.
На их вытянутые призывно руки остановилась «мусорка». Водитель без долгих разговоров пригласил в кабину. Он оказался молчуном, а пассажиры не заговаривали. Так и ехали каждый в своем мирке забот, без разговоров, но за компанию.