И обиднее всего, Игорь, что любые наши с тобой дела направлены против своих же. С кем воюем? Со своим народом?
— В семье не без урода. — откликнулся Судских, стараясь смягчить огорчение Воливача.
— Да брось ты! — более того огорчился Воливач. — У нас все уроды, а честным на Руси никогда жить не давали. Что мы за нация такая!
— Я себя к бесчестным не отношу, вас тем более, — жестче прекословил Судских. — И Лебедя считаю человеком чести, и своего зама Бехтеренко, на своих положиться могу.
— Благодаря мне это островок нормальных людей, — заметил не без укора Воливач. — Это я тебе чуть ли не тепличные условия создал.
— Чего ж тогда кручинитесь, что не осталось чести на Руси?
— А я всегда кручинюсь, — мирно ответил Воливач. — Много времени на борьбу с ветряными мельницами уходит. Ладно, оставим и давай-ка встречный ход сделаем. Не поддадимся им.
Судских сразу понял, что значит не поддаваться по Воливачу.
— Не получится, Виктор Вилорович. Не так много у нас сил, чтобы пресечь в корне грядущую опасность. Из октябрьского протеста бунт сделать не позволим, а на большее пока не замахиваюсь. Долгая работа.
— Плохо ты меня знаешь, — угрюмо возразил Воливач. — Я не идейный, я русский. Коммунистов в задницу, а коммунистическое общество — русским.
— Занятно, — будто пробовал на вкус сентенцию Воливача Судских. — Вы уж расшифруйте.
— А чего непонятного? Слова есть мудрые, не помню чьи: следуй себе изо дня в день, тогда каждый поверит тебе. Я не антисемит, не коммунист, я нормальный. Помнишь, аппендицит мне вырезали в русском госпитале? Так вот, руководил им некто Толмачев, откровенная сука. Пришел к нему уникальный специалист, хирург Божьим именем, он меня и оперировал. Лапочка! Я даже не поверил, что мне операцию сделали, усомнился. Олег Луцевич. И что ты думаешь? Этот Толмачев решил извести Луцевича, больно хорош для него, о больных даже не подумал. Так вот, я приглядел толкового администратора и настоял, чтобы именно ему отдали госпиталь. Александр Семенович Бронштейн. Чуешь? А он за два шла из скромненькой больницы сделал лечебный центр международного класса, из-за границы едут лечиться. Вот тебе и разница между евреем и русским. Нет для меня такого деления, а есть мастера, таланты, Ивановы и Бронштейны, и есть толмачевы и шифрины, бездари и завистники.
«Что сделалось с Воливачом! — восхитился Судских. — Вот он глас Божий! Видать, приспело время воздать кесарям по заслугам и богам по Писанию!»
— Так что мы сделаем? — напомнил с улыбкой Судских.
— Ты сказал, что ни один из четверки кандидатов не даст России блага, а вот джокера не учел. В закрученных играх без него не обойтись, это не шестерячок в пиках.