— Ладно, Игорь Петрович. Нет — и ладно. Давайте поговорим в сослагательном наклонении. Скажите, если бы вы нашли сокровища, что-помешало бы вам отдать их в казну государства?
Судских понимал, что любой ответ в сослагательном наклонении все равно остается прямым ответом, но лукавить не хотел. После прочтения «Тишайшего свода» и нем перевернулось что-то, и найденные сокровища остались неразгаданной тайной, которую можно донести до людей через многие годы. Внутренний голос заговорил в нем строго и уверенно, будто стал он исповедовать религию, где лгать запрещено:
— Потому что время не приспело, иначе их разбазарят, как многое другое. Пока нет людей, готовых распорядиться ими с пользой для потомков.
— Ты что несешь? — сорвался с вежливого тона президент. — Страна задыхается от долгов, люди не получают зарплаты, дети недоедают, у матерей нет лекарств! Об этом ты знаешь?
— Знаю. — не смутился Судских. — Давая присягу на верность стране, вы на этот клад надеялись?
— Я на верных помощников надеялся! Они клялись в верности, а я на каждом шагу вижу измену, пустобрехство и стяжательство. Работать не с кем!
Вряд ли кто клялся вам. Показалось это. Россия не армия, ей не прикажешь «лечь-отжаться», — занесло и Судских, сказалось напряжение долгих часов.
— Прикажу, Судских, — огрубел голос президента. — Хватит миндальничать, последний раз спрашиваю: где сокровища?
— Нет и не будет, — холодно ответил Судских и видел, каких трудов стоило сдержаться президенту.
— Свободен, — сквозь зубы процедил он.
Судских встал и, отвесив поклон, направился к двери.
— Приказ об отстранении будет сегодня, — услышал он вслед и обернулся:
— Одумайтесь. Не рубите сплеча.
— А у меня правило: замахнулся — бой.
Лицо у президента злое, упрямое. Многие принимали это упрямство за непреклонность и желали видеть главу страны именно таким. Когда кто-либо пытался говорить о скрываемом самодурстве, предупреждал о последствиях, таким отвечали из ближайшего окружения: ничего, стерпится, Россия кнут любит. И давненько ей кнута надо, а то и топора, петуха красного, зажрались людишки, обленились и праздности. На это и замахнулся упрямый Овен. Весы рассудительного генерала спровоцировали.
Нет, пожалуй, не в подземельях, не за чтением «Тишайшего свода» началась перемена в Судских. Позже. Когда увидел он величавый собор, который восстал как символ веры, как и положено ему, прочно, устремленно ввысь, и увидел в том знак Всевышнего — так повелел распорядиться он сокровищами.
Еще не пришло время вернуть людям святая святых.
«Так почему тогда растерял я сверхъестественные способности? — будто за соломинку хватался Судских, цеплялась его слабенькая неуверенность, а твердый внутренний голос отмалчивался, не помогал, и, покидая Кремль, сам себе генерал казался капризным и заносчивым юнцом. — Я переутомился».