Альберт Васильевич хорошо запомнил Лаптева, отчего появились дополнительные вопросы:
— Если так просто выведать тайну, почему сложно с Лаптевым?
— А никто не знает об этом, — с превосходством посмотрел на Мастачного Яков. — Только я.
— Тогда почему вы сами не сделали этот бизнес?
— Нужен сильный человек. Как вы.
На лесть Альберт Васильевич не поддавался.
Откуда вы вообще узнали об атом?
— От моего бывшего шефа. Когда-то он учился вместе с Лаптевым, встретил его много позже и, зная уникальные способности товарища, вычислил остальное. Про Судских, про секретную лабораторию. Он работал еще в подчинении Коржакова, а тот на всех собирал компру. Ему Коржаков поручил узнать о зарубежных счетах венценосной семейки. Мой бывший шеф был сам неплохим программистом, часть работ произвел самостоятельно, другую часть, посложнее, поручил Лаптеву. За день до смерти он похвастал мне, что тайны семейки у него в кармане. И дискету показал. А в Кремле все стены ушастые. Дискету он положил и сейф, а мне велел дежурить в кабинете до утра. От нечего делать я решил позабавиться с сейфом. Всю ночь подбирал комбинации и к утру открыл его. Открыл, закрыл и стал дожидаться шефа. Решил побриться и пошел в свой кабинет за электробритвой. Спустился этажом ниже, а снизу слышу, как один охранник другому говорит, что мой босс в аварию попал, и кажется, в последнюю — сейчас в реанимации. Что меня толкнуло, какой бес, только я дискету из сейфа забрал. Лишь сейф запер, злой охранный народ ввалился. Меня выставили, велели на работе сегодня не появляться, а мне того и надо вынести драгоценную дискету!
— Тогда опять не понимаю, — изобразил полное равнодушие Альберт Васильевич, — что вам мешает стать первым человеком в городе Семь Колодцев и баллотироваться в кнессет?
— Мало одной дискеты, я же говорил вам! — досадовал Яков. — Нет расшифровки Лаптева!
Информация заслуживала внимания, но Альберт Васильевич виду не подавал.
— Видел я Лаптева, — кивнул Мастачный. — Только он не из тех людей, кто раскалывается.
— Альберт Васильевич, вы должны знать людей, которые любые орешки раскалывают, — намекнул Яков. — Дискета моя, Лаптев — ваш, идет?
Альберт Васильевич без слов протянул руку Якову. Ладошка у того была потной даже в сухости горячей сауны.
— Что мы все о делах, о делах! — высвободил руку Альберт Васильевич. — А не развлечься ли умным людям?
— Я готов, Альберт, — стал на одну доску с Мастачным Яков.
Альберта Васильевича знатно покоробило такое амикошонство, но в данном случае пришлось сказать себе: молчи, грусть, молчи.