- У тебя нос сломан.
- Что?
- Нос болит?
- Я уже сама не знаю, что у меня болит. Наверно все. Что у тебя с руками?
- Подгорели. Ты встать сможешь?
- У меня что-то с ногой. Может, я ее тоже сломала? Еще мне кажется, что у меня сломаны ребра. Там, где ребра, такая сильная боль...
Пламя от самолета становилось все меньше и меньше, а это значит, что давящая на нас темнота становилась все сильнее и сильнее. Боль в ногах казалась невыносимой. Я попыталась подняться, но не смогла. Стало еще хуже и еще больнее. Но я знала, что должна встать. Встать и помочь обгоревшему Максу. Он протянул мне руку, но как только я до нее дотронулась, громко закричал, перевернулся на спину и стал кататься по мокрой траве.
- Прости меня, пожалуйста, прости... - бормотала я, сплевывая собственную кровь. - Прости... У тебя же руки обгорели... Тебе больно... Там ведь кожа почти слезла... Она как гармошка... Ради бога прости...
Макс не отвечал, по-прежнему катался по траве и кусал и без того окровавленные губы. Я не сомневалась в том, что сейчас у него болевой шок.
Он ничего не видит, не слышит и вообще не понимает, что происходит. Нужно переждать, больше я ничего не могу сделать. Наконец Макс пришел в себя, подполз ко мне и лег рядом.
Мы лежали на мокрой траве, касаясь плечами друг друга в мокрой, порванной и окровавленной одежде, оба мирились с раздирающей болью и наблюдали за тем, как догорает самолет. Дождь перестал. Но нам это было безразлично. Я лежала с открытыми глазами и мечтала о том, чтобы вновь потерять сознание. Если я потеряю сознание, то не буду чувствовать боль. Уж слишком она резкая и невыносимая. Собрав остатки сил, я прощупала свои ребра и с облегчением вздохнула. Переломов не было.
- Что там у тебя? - спросил Макс.
- Переломов нет.
- А ноги?
- Мне кажется, нога сломана.
- Нос тоже сломан.
- Это значит, что у меня теперь будет кривой нос?
- Хрен с ним! Главное, что ты осталась жива.
- Я больше не могу выносить боль, - почти плача сказала я и тихонько всхлипнула.
- Терпи. Ты же сильная. Ты даже не представляешь, какая ты сильная. Так играть может только сильная женщина. Я когда тебя первый раз по телевизору увидел, чуть не обалдел.
- Правда?
- Правда.
- А почему ты не говорил мне об этом раньше?
- Не знаю. Я говорю тебе об этом сейчас.
- Это потому что мы умрем? - спросила я довольно спокойно. Сейчас я продала бы свою душу дьяволу за единственную таблетку обезболивающего.
- Ты что такое говоришь?!
- Но ведь мы даже не можем встать. Я не могу остановить носовое кровотечение. Я не могу успокоить боль. Я вообще ничего не могу. Ничего. Наверно, скоро у меня начнется агония и я умру. Тут нет ни больниц, ни людей. Тут вообще никого нет.