. Сам Протопопов горячо настаивал на том, чтобы продовольственное дело перешло в его руки, объясняя, что у него есть великолепный план его успешного решения. На допросе Протопопов подтвердил рассказанное брату. «При первом моем разговоре с государем он мне поставил вопрос так: „Самое важное — продовольствие". Вообще все надежды по продовольствию возлагались на меня — что я это устрою. Действительно, мне казалось, что я это сделаю, непременно устрою» >2,0.
Как истый Хлестаков, Протопопов вначале ужасно хорохорился. Когда Совет министров, не желая излишне обострять отношения с Думой, высказавшейся категорически против передачи продовольственного дела в Министерство внутренних дел, и уже получив достаточное представление о деловых возможностях его главы, также восемью голосами против шести высказались против передачи, Протопопов поспешил с жалобой к Распутину. Под диктовку последнего министр написал телеграмму на имя царя, которая начиналась словами: «Все вместе ласково беседуем». Дальше говорилось: «Дай скорее Калинину власть, ему мешают, он накормит народ, все будет хорошо...» >221 Калинин — полуконспиративная кличка, которую дал Распутин Протопопову и которой стали также широко пользоваться при телефонных разговорах и переписке царская чета и Вырубова.
Телеграмма была отправлена в ставку, царь утвердил мнение меньшинства Совета министров, но в последний момент Протопопов испугался и под всякими предлогами стал отказываться и
в конце концов отказался, несмотря на крайнее недовольство Распутина и царской четы. «Вспоминая теперь свое намерение взяться за продовольственное дело, я должен признаться,— писал он в своих показаниях,— что недостаточно обдумал это дело и ознакомился с ним» >222.
«Недостаточно обдумывал» Протопопов любое другое дело, которое так или иначе попадало в его поле зрения. Все, кто соприкасался с ним на деловой почве, в один голос констатировали полную неспособность Протопопова к какой-либо продуктивной и тем более систематической деятельности >2П. Одним из таких людей был известный нам Харламов, оставивший отличное описание и характеристику своего последнею шефа.
Назначение Протопопова, писал он, «произвело ошеломляющее впечатление». Все знали его как «очень милого, приятного человека, но никто не подозревал в нем государственных способностей». Харламов встречался с Протопоповым не только в служебном кабинете, но и на завтраках у знаменитого генерала Богдановича, хозяина одного из самых реакционных салонов, и всегда «отличительной чертой была чрезвычайная любезность... доходившая иногда до приторности». «...Очень суетлив как в движениях, так и в своих разговорах». Словоохотливость Протопопова была так велика, что «разговор с ним редко носил характер диалога». Подчас он высказывал неглупые мысли, «но в общем все, что он говорил, было весьма сумбурно и производило общее впечатление... какого-то недержания речи... Особенно охотно Протопопов говорил на политические темы, причем с необычайной легкостью разрешал самые сложные государственные вопросы».