подобной политики. Было бы пустой и глупой демократической фразеологией, если бы сказали, что в России успех такой политики „невозможен". Возможен!»
>12 В другом месте он выразился еще более категорично: «Окончательный переход правительства царя, помещиков и крупной буржуазии (октябристов) на сторону новой аграрной политики имеет огромное историческое значение. Судьбы буржуазной революции в России — не только настоящей революции, но и возможных в
дальнейшем демократических революций — зависят больше всего от успеха или неуспеха этой политики» >|3.
Тем не менее В. И. Ленин был абсолютно уверен в том, что эта теоретическая возможность не осуществится, что бонапартистский курс кончится крахом и новой революцией, как это и случилось в действительности. Эта уверенность базировалась на убеждении, что, несмотря на видимое торжество реакции, упадок революционного движения, массовое бегство в аполитизм и ренегатство попутчиков революции, тяжелый кризис и развал революционно-демократических партий, включая и кризис революционной социал-демократии, страна тем не менее переживает не конституционный, как думали либералы и меньшевики, а революционный кризис. Анализируя думские дебаты о расширении бюджетных прав Думы, В. И. Ленин делал следующий весьма определенный вывод: «Бросим же лицемерие и признаем, что мы ] переживаем не „обычный ход“, а гражданскую войну; что пра- ( вительство не управляет, а воюет, что состояние России есть 1 состояние с трудом сдерживаемого восстания» >14. Это было напи- ■ сано в феврале 1908 г., т. е. в момент, казалось, полного торжества реакции и контрреволюции. Главным доказательством того, что народ и в то время продолжал оставаться воюющей, а не покоренной стороной, является сохранение им революционного настроения, которое один рабочий выразил в приведенных В. И. Лениным известных словах: «Погодите, придет опять 1905 год».
В таких условиях путь реформ исключался, ибо он привел бы к обратному результату: не к утверждению «конституционного пути», не к «обычному ходу», а, наоборот, способствовал бы скорейшему преодолению полосы затишья и возобновлению массового рабочего и революционного движения. В результате третьеиюньская Дума превратилась из орудия укрепления царизма, как это было задумано, в дополнительный фактор его дальнейшего ослабления. «Самодержавие,— писал В. И. Ленин,— отсрочило свою гибель, успев соорганизовать такую Думу, но оно не укрепляется этим, а разлагается от этого» >|5.
Уже с первых шагов деятельности Ш Думы обнаружилось ее бессилие по части «реформ», поскольку царизм выступил против них под знаменитым столыпинским лозунгом «сначала успокоение, '