из зуйков и жаворонков д'Артаньян еще не отведывал в Париже, жареные бекасы тоже были вне всяких похвал, а шпигованная телятина с артишоками и мозгами сделала бы честь Лукуллу. Вина тоже подавались великолепные — главным образом бургундское «нюи» и «поммар», считавшиеся в то далекое время наиболее изысканными. Становилось понятно, отчего де Кавуа несколько располнел. Сам же д'Артаньян пришел в благодушнейшее настроение. Он несколько рассеянно слушал болтовню госпожи де Кавуа, бойкой, нарядной и красивой женщины лет двадцати пяти-двадцати шести, и чем дальше, тем больше в ее выговоре ему стало угадываться что-то знакомое…
— Послушайте, госпожа де Кавуа! — сказал он наконец, чувствуя себя, словно тот древний грек, сделавший какое-то великое открытие, связанное с насыпанным в ванну золотом (как бишь его? Алкивиад, кажется? Вроде бы у него был титул Архимедикус…) — А вы ведь родом из Лангедока!
— Совершенно верно, господин д'Артаньян! — живо подтвердила хозяйка. — Можно сказать, мы с вами из соседских мест — Гасконь рядышком с Лангедоком, рукой подать, стоит только через Гаронну переправиться… В Лангедоке я и познакомилась с де Кавуа. Вы слышали эту историю?
— Откуда же, госпожа де Кавуа, — сказал д'Артаньян искренне.
— Мирей! — воскликнул де Кавуа, пытаясь урезонить жену.
— Луи, не мешай мне развлекать гостя беседой! — решительно возразила госпожа де Кавуа, и суровый капитан мушкетеров кардинала, к немалому удивлению д'Артаньяна, покорно умолк. — Я, знаете ли, дочь знатного лангедокского сеньора, а вот де Кавуа — сын мелкопоместного дворянина из Пикардии…
Де Кавуа печально вздохнул, но не осмелился более протестовать вслух. У д'Артаньяна понемногу стали раскрываться глаза на то, кто является подлинным хозяином в этом доме, — и это, без сомнения, вовсе не капитан гвардейцев кардинала, грозный и решительный лишь за пределами этого уютного жилища…
— Госпожа де Кавуа, — сказал гасконец убежденно. — Такое происхождение вряд ли порочит дворянина. Я тоже сын мелкопоместного дворянина, чего совершенно не стыжусь…
— Господь с вами, д'Артаньян! Я вовсе не хочу сказать, что презираю Луи. Наоборот, я его ужасно люблю… Так вот, моего отца звали де Сериньян, и во время войн в Каталонии он был ни больше, ни меньше как бригадным генералом. А я была вдовой дворянина по имени де Лакруа, совсем молоденькой вдовой, бездетной и, могу похвалиться, красивой.
— Вы и сейчас красивы, госпожа де Кавуа, — искренне сказал гасконец.
— Ага, как бы не так! Видели бы вы меня тогда… Тогда мне было всего шестнадцать, а теперь — двадцать шесть, и я родила восьмерых детей, любезный господин д'Артаньян…