* * *
Под Ельней дивизия заняла оборону второго эшелона. Мы начали окапываться, рыли эскарпы, нас учили метанию гранат с задержкой, так что уже дело было серьезное. Здесь мы впервые попали под бомбежку.
Наша медсестра Тоня, молоденькая, еще совсем хрупкая девочка, хотя высокая и стройная, по росту и облику очень напоминала мне Галочку, это сразу сблизило нас, и когда мы стояли в лесах под Ельней, она сагитировала меня стать санинструктором. Ей поручили подобрать добровольцев и обучить их выносить с поля боя раненых, оказывать первую помощь. Я с удовольствием согласился, и Тоня стала заниматься с нами. У меня очень ловко получались учебные перевязки, я научился быстро и хорошо накладывать шинки. Орудуя острой лопаткой, которую всегда держал наточенной, мог даже подстругать ею карандаш, — и этой лопаткой из любой ветки делал годные деревянные накладки, чтобы фиксировать перелом руки или ноги.
Главное на занятиях, помимо перевязки, было вытащить раненого по пересеченной местности. Оказалось, когда он живой и ты его тащишь, а он старается ногой или рукой помочь тебе — это одно. Но когда перестает помогать, тащить его очень тяжело. Хорошо, если есть шинель или плащ-палатка и ты его волоком тащишь по всем неровностям, а если в одной гимнастерке, то только за пояс и воротник можно ухватиться и еще надо учитывать, какое ранение. Конечно, правильно, что заранее подбирали и обучали бойцов для этой тяжелой работы войны, даже не верится, что такое делали наши девушки.
Сначала я согласился, потому что мне нравилась Тоня и хотелось ей чем-то помочь. А потом, когда на тренировках начальство отметило меня как лучшего санитара и я получил санитарную сумку, — я уже был горд и радовался своей миссии спасителя раненых; и мои товарищи стали относиться ко мне как к человеку, который в будущем может очень пригодиться, я от всех стал получать подношения — бинты, йод, таблетки. Постепенно уговорил Лешу Августовича из нашей роты тоже сдать экзамен на санитара, и мы уже по очереди таскали на плече санитарные носилки.
В одно хмурое утро Тоня сказала, что начальство требует немедленно построить в деревне, где мы стоим, операционную для госпиталя. Время было напряженное, под Ельней шли бои, и наши командиры тоже старались быть в полной готовности.
Операционная должна быть в земле, размером три на четыре и иметь трехнакатное перекрытие.
Мы еще не строили таких перекрытых землянок, но взялись строить лихо, нам импонировала важность поручения. Копали уже не саперными лопатками, а в деревне набрали настоящих, так как в глубину операционная должна быть два с половиной метра. Сами разобрали колхозный сарай и вокруг ямы сложили бревна для перекрытия. Приходила Тоня, смотрела на нашу работу, и я чувствовал, что она тоже переживает и испытывает удовлетворение, так как обзаводится своим хозяйством. Подходили и колхозники, с любопытством рассматривали наше сооружение, шли разговоры о колхозе, о войне, спрашивали нас, откуда мы. Мы рассказывали и тоже спрашивали, как у них, в колхозе, идут дела, что они сеют, что в огородах сажают. Мне было странно, что здесь, на Смоленщине, совсем другая земля и не столько растет огородины, как на Украине.